Николай Гумилёв Пророки И ныне есть еще пророки, Хотя упали алтари, Их очи ясны и глубоки Грядущим пламенем зари. Но им так чужд призыв победный, Их давит власть бездонных слов, Они запуганы и бледны В громадах каменных домов. И иногда в печали бурной, Пророк, не признанный у нас, Подъемлет к небу взор лазурный Своих лучистых, ясных глаз. Он говорит, что он безумный, Но что душа его свята, Что он, в печали многодумной, Увидел светлый лик Христа. Мечты Господни многооки, Рука Дающего щедра, И есть еще, как он, пророки — Святые рыцари добра. Он говорит, что мир не страшен, Что он Зари Грядущей князь... Но только духи темных башен Те речи слушают, смеясь. 1903г.-октябрь1905г.
И ясному солнцу, И светлой луне В мире Покоя нет. И люди Не могут жить в тишине, А жить им — Немного лет. Гора Пэнлай Среди вод морских Высится, Говорят. Там, в рощах Нефритовых и золотых Плоды, Как огонь, горят. Съешь один — И не будешь седым, А молодым Навек. Хотел бы уйти я В небесный дым, Измученный Человек. Ли Бо
Приходил по ночам В синеве ледника от Тамары. Парой крыл намечал, Где гудеть, где кончаться кошмару.Не рыдал, не сплетал Оголенных, исхлестанных, в шрамах. Уцелела плита За оградой грузинского храма.Как горбунья дурна, Под решеткою тень не кривлялась. У лампады зурна, Чуть дыша, о княжне не справлялась.Но сверканье рвалось В волосах, и, как фосфор, трещали. И не слышал колосс, Как седеет Кавказ за печалью.От окна на аршин, Пробирая шерстинки бурнуса, Клялся льдами вершин: Спи, подруга, — лавиной вернуся. Борис Пастернак, 1917
Идут часы, и дни, и годы. Хочу стряхнуть какой-то сон, Взглянуть в лицо людей, природы, Рассеять сумерки времен... Там кто-то машет, дразнит светом (Так зимней ночью, на крыльцо Тень чья-то глянет силуэтом, И быстро спрячется лицо). Вот меч. Он - был. Но он - не нужен. Кто обессилил руку мне? - Я помню: мелкий ряд жемчужин Однажды ночью, при луне, Больная, жалобная стужа, И моря снеговая гладь... Из-под ресниц сверкнувший ужас - Старинный ужас (дай понять)... Слова? - Их не было. - Что ж было? - Ни сон, ни явь. Вдали, вдали Звенело, гасло, уходило И отделялось от земли... И умерло. А губы пели. Прошли часы, или года... (Лишь телеграфные звенели На черном небе провода...) И вдруг (как памятно, знакомо!) Отчетливо, издалека Раздался голос: Ecce homo! Меч выпал. Дрогнула рука... И перевязан шелком душным (Чтоб кровь не шла из черных жил), Я был веселым и послушным, Обезоруженный - служил. Но час настал. Припоминая, Я вспомнил: Нет, я не слуга. Так падай, перевязь цветная! Хлынь, кровь, и обагри снега! Александр Блок
Королева. Пряный вечер. Гаснут зори. По траве ползёт туман, У плетня на косогоре Забелел твой сарафан. В чарах звёздного напева Обомлели тополя. Знаю, ждёшь ты, королева, Молодого короля. Коромыслом серп двурогий Плавно по небу скользит. Там, за рощей, по дороге Раздаётся звон копыт. Скачет всадник загорелый, Крепко держит повода. Увезёт тебя он смело В чужедальни города. Пряный вечер. Гаснут зори. Слышен чёткий храп коня. Ах, постой на косогоре Королевой у плетня. Сергей Есенин 1918
Найдется ль тот, Кто потрудится Тропинку проторить ко мне? Ведь снег в моем саду - он так глубок! Готоба - но ин (1180 - 1239)
бульвар был посажен розами как будто небо полно звёзд хорошо молчать сейчас или встречаться и упасть среди ночи в нежность темные ямы и произносить слова, которые якобы имеют значение здесь в ожидании дождя любви стебель обречён продолжительная память lang слишком милая и невыносимая Хочется говорить зря под каждое предложение легла на волне ветра как тучи на склоне августа и со временем любой словарный запас кажется слишком скудным как гимнастка, которая склоняется, чтобы выглядеть красиво никому не нужна правда, которая даёт яд... барабаны начинают биться когда идёт дождь ломай хлеб солнца не о чем жалеть кормите голубей на рынке - пусть лучи льются из глаз... звёзды прыгают в цветах лететь через окна - в комнату А этот на щеке - как молния - вечно будет тебя печь но говорить стоит пусть неудобные слова будут пусть корни сжигают мосты Буду изучать кто придет и всё исправлю если на той стороне ты будешь ждать Дмитрий Лазуткин
Сегодня вечером, полна истомы нежной, Луна не может спать; не так ли, в забытьи Лаская контуры грудей рукой небрежной, Томится девушка, тоскуя о любви. Луна покоится среди лавин атласных, Но, в долгий обморок меж них погружена, Все бродит взорами в толпе теней неясных, Чьих белых венчиков лазурь еще полна. Когда ж на землю к нам с небес она уронит Украдкою слезу, ее возьмет поэт И на груди своей молитвенно схоронит Опал, где радуги мерцает бледный свет; Презрев покой и сон, он скроет, вдохновенный, От Солнца жадного осколок драгоценный. — Шарль Бодлер "Печаль луны"
А молчание бывает разным, Равнодушием и любовью. И весенним звенящим счастьем, И холодной осенней болью. Как ночные дожди суровым, Как зимою в реке вода. Можно друга обидеть словом И молчанием иногда… Но есть еще одно молчание- Понимание, воспоминание… И тогда оно все подскажет, Чистой радугой в сердце ляжет. Вот тогда, чтоб понять друг друга Станут лишними вдруг слова. Все, о чем промолчали губы Выдают, говорят глаза… И ложатся в ладони тайны, Лёгким шорохом лепестков. Молчаливое понимание - Это выше красивых слов! Сандр Романов.
Мы рядом шли, но на меня Уже взглянуть ты не решалась, И в ветре мартовского дня Пустая наша речь терялась. Белели стужей облака Сквозь сад, где падали капели, Бледна была твоя щека И, как цветы, глаза синели. Уже полураскрытых уст Я избегал касаться взглядом, И был еще блаженно пуст Тот дивный мир, где шли мы рядом. Иван Бунин, 28 сентября 1917
Сжала руки под тёмной вуалью… «Отчего ты сегодня бледна?» — Оттого, что я терпкой печалью Напоила его допьяна. Как забуду? Он вышел, шатаясь, Искривился мучительно рот… Я сбежала, перил не касаясь, Я бежала за ним до ворот. Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Всё, что было. Уйдешь, я умру.» Улыбнулся спокойно и жутко И сказал мне: «Не стой на ветру». Анна Ахматова, 1911 г.
Дождь в лицо и ключицы, И над мачтами гром. Ты со мной приключился, Словно шторм с кораблём. То ли будет, другое... Я и знать не хочу - Разобьюсь ли о горе, Или в счастье влечу. Мне и страшно, и весело, Как тому кораблю... Не жалею, что встретила. Не боюсь, что люблю... Белла Ахмадулина.
НЕЖНОСТЬ Разве же можно, чтоб все это длилось? Это какая-то несправедливость... Где и когда это сделалось модным: "Живым - равнодушье, внимание - мертвым?" Люди сутулятся, выпивают. Люди один за другим выбывают, и произносятся для истории нежные речи о них - в крематории... Что Маяковского жизни лишило? Что револьвер ему в руки вложило? Ему бы - при всем его голосе, внешности - дать бы при жизни хоть чуточку нежности. Люди живые - они утруждают. Нежностью только за смерть награждают. Е. Евтушенко, 1955
***** Вечер. Развалины геометрии. Точка, оставшаяся от угла. Вообще: чем дальше, тем беспредметнее. Так раздеваются догола. Но — останавливаются. И заросли скрывают дальнейшее, как печать содержанье послания. А казалось бы — с лабии и начать… Луна, изваянная в Монголии, прижимает к бесчувственному стеклу прыщавую, лезвиями магнолии гладко выбритую скулу. Как войску, пригодному больше к булочным очередям, чем кричать «ура», настоящему, чтоб обернуться будущим, требуется вчера. Это — комплекс статуи, слиться с теменью согласной, внутренности скрепя. Человек отличается только степенью отчаянья от самого себя... _____________ /Иосиф Бродский/
ОТЧАЯНИЕ. Состояние безнадежности, безвыходности, упадок духа. Прийти в отчаяние. Впасть в отчаяние. □ — Успехи его в полку и в обществе женщин приводили меня в совершенное отчаяние. Пушкин, Выстрел. [Оленька] в отчаянии; у нее холодеют голова, ноги, руки, и кажется, что несчастнее ее нет человека во всем свете.
Максимилиан Волошин Левиафан (отрывок из поэмы «Путями Каина») «Множество, соединенное в одном лице, именуется Государством — Civitas. Таково происхождение Левиафана, или, говоря почтительнее, — этого Смертного Бога». Гоббс. «Левиафан» 1 Восставшему в гордыне дерзновенной, Лишенному владений и сынов, Простертому на стогнах городов На гноище поруганной вселенной, — Мне — Иову — сказал Господь: «Смотри: Вот царь зверей — всех тварей завершенье, Левиафан! Тебе разверзну зренье, Чтоб видел ты как вне, так и внутри Частей его согласное строенье И славил правду мудрости моей». 2 И вот, как материк, из бездны пенной, Взмыв Океан, поднялся Зверь зверей — Чудовищный, огромный, многочленный… В звериных недрах глаз мой различал Тяжелых жерновов круговращенье, Вихрь лопастей, мерцание зерцал, И беглый огнь, и молний излученье. 3 «Он в день седьмой был мною сотворен, — Сказал Господь, — Все жизни отправленья В нем дивно согласованы. Лишен Сознанья — он весь пищеваренье. И человечество издревле включено В сплетенье жил на древе кровеносном Его хребта, и движет в нем оно Великий жернов сердца. Тусклым, косным Его ты видишь. Рдяною рекой Струится, свет мерцающий в огромных Чувствилищах. А глубже — в безднах темных Зияет голод вечною тоской. Чтоб в этих недрах, медленных и злобных, Любовь и мысль таинственно воззвать, Я сотворю существ, ему подобных, И дам им власть друг друга пожирать». 4 И видел я, как бездна Океана Извергла в мир голодных спрутов рать: Вскипела хлябь и сделалась багряна. Я ж день рожденья начал проклинать. 5 Я говорил: «Зачем меня сознаньем Ты в этой тьме кромешной озарил И, дух живой вдохнув в меня дыханьем, Дозволил стать рабом бездушных сил, Быть слизью жил, бродилом соков чревных В кишках чудовища?» 6 В раскатах гневных Из бури отвечал Господь: — Кто ты, Чтоб весить мир весами суеты И смысл хулить моих предначертаний? Весь прах, вся плоть, посеянные мной, Не станут ли чистейшим из сияний, Когда любовь растопит мир земной? Сих косных тел алкание и злоба Лишь первый шаг к пожарищам любви… Я сам сошел в тебя, как в недра гроба, Я сам томлюсь огнем в твоей крови. Как я тебя — так ты взыскуешь землю. Сгорая — жги! Замкнутый в гроб — живи! Таким Мой мир приемлешь ты? 7 — Приемлю… 1915 г.
КЛЮЧИ Моя Любовь всего земного выше И речь ее тиха. Шагов ее не слышно. Лишь платье шелестит, как будто бы листва. Здесь прерываются ненужные слова. При свете ламп, по опустевшим залам, Она идет в убранстве небывалом И гасит лампы, чтоб настала тьма, Как тайна древняя, как сумерки сама. Не отсветов вокруг, ни бледного луча; На поясе ее всего лишь три ключа. Вот первый ключ… Он отворяет двери, За ними чистота девических мистерий. Вот ключ второй… Помедли на пороге. За дверью той необычайность оргий. А третий ключ… Не отмыкай, постой. Там то, что зрение карает слепотой. Моя Любовь всего земного выше. Она идет. Ее шаги все тише. Сергей ЯШИН
У меня не живут цветы, Красотой их на миг я обманут, Постоят день-другой и завянут, У меня не живут цветы. Да и птицы здесь не живут, Только хохлятся скорбно и глухо, А наутро — комочек из пуха... Даже птицы здесь не живут. Только книги в восемь рядов, Молчаливые, грузные томы, Сторожат вековые истомы, Словно зубы в восемь рядов. Мне продавший их букинист, Помню, был горбатым, и нищим... ...Торговал за проклятым кладбищем Мне продавший их букинист. Николай Гумилёв,1910
В том лесу белесоватые стволы Выступали неожиданно из мглы. Из земли за корнем корень выходил, Точно руки обитателей могил. Под покровом ярко-огненной листвы Великаны жили, карлики и львы, И следы в песке видали рыбаки Шестипалой человеческой руки. Никогда сюда тропа не завела Пэра Франции иль Круглого Стола, И разбойник не гнездился здесь в кустах, И пещерки не выкапывал монах - Только раз отсюда в вечер грозовой Вышла женщина с кошачьей головой, Но в короне из литого серебра, И вздыхала и стонала до утра, И скончалась тихой смертью на заре, Перед тем как дал причастье ей кюре. Это было, это было в те года, От которых не осталось и следа. Это было, это было в той стране, О которой не загрезишь и во сне. Я придумал это, глядя на твои Косы - кольца огневеющей змеи, На твои зеленоватые глаза, Как персидская больная бирюза. Может быть, тот лес – душа твоя, Может быть, тот лес – любовь моя, Или, может быть, когда умрем, Мы в тот лес направимся вдвоем. Николай Гумилёв, 1919
