#студентпсихолог

Яна. Интересный отрывок приведен в этой теме (слова Жака Анре). А с какой историей он у Вас лично ассоциируется? Если про это можно рассказать - то расскажите пж.

 

Для меня здесь вывод один: если я взрослая - я принимаю решения, если я ребёнок - я жду, когда решение за меня кто то примет (в тч обстоятельства и тд).
Конкретного примера нет, но мне это напомнило те моменты, когда я сама решений никаких не принимала, а была жертвой.

 

Для меня нет. В моих глазах ребёнок обесценен. Я могла слышать "ведёшь себя как ребёнок", "ведёшь себя ни как женщина", " ведёшь себя как ребёнок, которому нужна мамка", "обижаешься как ребёнок" и тд. Для меня быть ребёнком - это быть глупым, ни за что не отвечать и не уметь себя контролировать эмоционально. То есть я - ребёнок, это что то отрицательное и не имеет ничего общего со мной реальной маленькой Яной. В детстве мне наоборот говорили что я умная, красивая и послушная. Я была тихая. А сейчас: я истеричка, а значит я ребёнок. Я в детстве так внимание не привлекала как сейчас. То есть быть истеричкой - значит быть ребёнком. Такое "не взрослое поведение".

 

Я бы даже сказала что у меня есть деспотичность по отношению к себе как к ребёнку (детское поведение), и на один из марафонов у меня была идея похоронить себя как ребёнка.

 

А это кто? Или Вы здесь как кто?

 

Настоящая Яна. Маленькая Яна. Мне там лет 8-9. Там я была живой. Могла бояться и говорить о себе. Я была послушной, потому что доверяла своим родителям. И думала, что никакого вреда они мне не принесут.

 

Яна, большое спасибо за ответ. И извините меня за мой вопрос, за его грубость. Я пожалела, что задала его, вернее, за его формулировку. Но не задать его я наверное не смогла бы, меня очень задело то, что Вы написали.
Дальше про меня: мне показалось, что Вы свое "детское" истерическое поведение сейчас противопоставили своему послушному, "социально одобряемому" поведению в детстве. Возможно я ошибаюсь, всё-таки в детстве человек другой, но я увидела там полярность хорошо-плохо. Мне слово "послушная" кажется чуть ли не более детским, чем слово "истеричка", потому что послушный человек так же ни за что не отвечает, как и ребенок, но ему ещё и хватает сил себя эмоционально контролировать, значит ему в какой-то степени комфортно жить по чьей-то чужой воле или ради чужого одобрения, осознаваемо или нет. Именно это слово меня задело. А истерика (если она не "по сценарию", не ради какой-то цели) - это крик о помощи, сигнал о том, что человек не справляется с этой ролью послушного, что он хочет выйти за границы каких-то чужих требований и внешнего одобрения. Возможно это первый шаг на пути к "взрослости".
Ещё раз отмечу, что пишу здесь про себя, про то, какие чувства во мне вызвало Ваше сообщение. Про Вас я не знаю.

 

По всей видимости, в каждой из многих теорий есть крупица истины, и моя собственная теория глобального нейронного пространства во многом основана на этих теориях предшественников. Деан полагает, что сознательное состояние возникает из стабильной, сохраняющейся в течение нескольких десятых долей секунды активации подгруппы активных нейронов рабочего пространства. Эти нейроны распределены по различным областям мозга и отвечают за различные аспекты одной и той же ментальной репрезентации. Для того чтобы оценить «Мону Лизу», требуется совместная активация миллионов нейронов, работающих с предметами, фрагментами смысла и воспоминаниями.
В процессе доступа в сознательный опыт между этими нейронами происходит двусторонний обмен информацией, реализуемый посредством длинных аксонов нейронов рабочего пространства и представляющий собой во многом параллельные попытки создать согласованную и синхронную интерпретацию. Когда эти процессы сливаются в один, возникает сознательное восприятие. Совокупность клеток, работающая с содержанием этого сознательного восприятия, распределена по всему мозгу, и фрагменты релевантной информации, выделенные той или иной областью мозга, объединяются потому, что под влиянием нейронов с длинными, далеко протянувшимися аксонами все прочие нейроны синхронизируют свою деятельность.

Возможно, синхронность нейронов является главным условием возникновения сознания. Сегодня мы все чаще наблюдаем, как удаленные друг от друга нейроны формируют крупные совокупности, синхронизируя собственные импульсы с фоновыми электрическими колебаниями. Если эта картина соответствует действительности, тогда кодирующая все наши мысли мозговая сеть должна походить на рой светлячков, огоньки которых мерцают в едином для всей группы ритме. В отсутствие сознания в мозгу могут возникать локальные синхронизированные совокупности клеток — например, когда мы бессознательно кодируем значение слова в языковых сетях левой височной доли. Но префронтальная кора не получает доступа к соответствующему сообщению, поэтому оно не имеет обширного распространения и не проникает в сознание.

Когда мы воспринимаем некое изображение, каждая клетка обрабатывает не более нескольких битов информации, но все вместе эти клетки могут создавать репрезентации огромного количества мыслей. В соответствии с моделью глобального рабочего пространства в каждый момент из этого огромного набора возможностей избирается один-единственный вариант, который и попадает в фокус нашего сознания. В этот момент происходит возбуждение всех соответствующих нейронов, которые действуют частично синхронно и подчиняются подгруппе нейронов префронтальной коры.

Важно понять, что в этой схеме кодирования информацию несут и те нейроны, которые молчат и не подают импульсов. Их молчание дает другим понять, что свойство, с которым работают эти нейроны, в данном случае отсутствует или не имеет значения для имеющегося на данный момент ментального образа. Содержание сознания в равной степени зависит как от активных, так и от бездействующих нейронов.

В процессе финального анализа сознательное восприятие можно сравнить с работой скульптора, который берет глыбу мрамора, отсекает большую часть и постепенно проявляет в камне собственное видение. То же и в мозгу: поначалу никак не связанные между собой сотни миллионов нейронов рабочего пространства подают исходные импульсы, но большую их часть мозг заглушает, оставляя активной лишь малую долю этих нейронов. Активная группа нейронов в буквальном смысле слова очерчивает контуры сознательной мысли.

На бессознательном уровне как минимум частично производятся самые разные когнитивные операции — от восприятия до понимания речи, принятия решений, действия, оценки и подавления. Этажом ниже сознания трудятся одновременно мириады бессознательных процессоров, задача которых — получить как можно более подробную и полную интерпретацию нашей окружающей среды. Они похожи на почти идеальных статистиков, хватающихся за мельчайшие детали восприятия — легчайшее движение, тень, пятно света — и вычисляющих, какова вероятность реального существования этого признака в окружающем мире. Наше бессознательное восприятие собирает входящие сенсорные данные и высчитывает, какова вероятность того, что все эти цвета, формы, животные или люди действительно присутствуют рядом с нами. Сознание же, наоборот, допускает до нас лишь крошечную часть этой вероятностной вселенной — выражаясь языком статистиков, «образец» бессознательного распределения. Все неоднозначные моменты в этом образце сглажены, и мы получаем упрощенный взгляд, общую оптимальную интерпретацию происходящего вокруг, а уж его можем затем направить в систему принятия решений.

Подобное разделение труда — армия бессознательных статистиков и один-единственный сознательный приниматель решений — может возникнуть у любого способного к перемещению организма просто уже потому, что организму необходимо взаимодействовать с окружающим миром. Действовать, исходя из одних только вероятностей, нельзя — в какой-то момент потребуется диктатор, который отмахнется от всех неточностей и примет решение. Как сказал Цезарь, перейдя Рубикон и направив свои войска на Рим, где засел Помпей, alea jacta est — «жребий брошен». Чтобы действовать по собственной воле, надо решиться и перейти точку невозвращения. Может быть, мозг как раз и использует сознание как средство для решительных действий, которое сведет все неосознанные вероятности в единый осознаваемый вариант, чтобы затем отправиться дальше и принимать новые решения.

О том, как вредно метаться меж двух сложных решений, говорится в классической притче про Буриданова осла. В этой притче некий снедаемый голодом и жаждой осел оказался точно посередине между ведром воды и копной сена. Но он был не в силах сделать выбор и потому сдох, терзаемый голодом и жаждой одновременно. Может показаться, что его проблема не стоила выеденного яйца, однако мы постоянно имеем дело с не менее сложными решениями: мир предлагает нам смутные возможности, несущие с собой непредсказуемый и не поддающийся точной оценке результат. Сознание разрешает проблему, предлагая нам лишь одну из многих тысяч интерпретаций мира вокруг.

Станислас Деан – Сознание и мозг

 

Дретске (Dretske, 2006) стремится учесть подпороговое восприятие в теории первого порядка. Он утверждает, что восприятие является осознанным, только если субъект может указать воспринятое в качестве причины некоего действия. Но мы можем указывать причины, только если осознаем их. Для соответствия этому предположению необходима способность различения сознательных и неосознаваемых причин, а это указывает в сторону теории высшего порядка.

Стандартный тест осознанности ментального состояния заключается в том, может ли индивидуум сообщить об этом состоянии. Если у нас есть веская причина полагать, что некто думает, воспринимает или чувствует нечто, но искренне отрицает нахождение в этом состоянии, мы заключаем, что мышление, восприятие или переживание не осознается. Этот тест помогает нам в повседневности и в экспериментальной психологии.
В случае с человеком, существует еще более тесная связь между сознанием и речью. Когда бы мы ни выражали мысль первого порядка вербально, она всегда будет осознанной. Напротив, мысли, которые выражаются через невербальное поведение, зачастую не достигают сознания. Возможно, поэтому Декарт настаивал, что нелингвистические живые существа не имеют сознательных мыслей, раз не могут выразить их вербально (v. III, p. 303, 366; [Adam and Tannery, v. IV, p. 575; v. V, p. 278]).
Но теория может объяснить связь между сознанием и речью человека, не обращаясь к откровенно маловероятному предположению Декарта. Человек редко замечает разницу между сообщением мысли и ее вербальным выражением. Позднее он даже может не помнить, сказал ли он, что нечто является таковым или он думает, что это так. Если кто-то говорит что-то, он так-же мог бы сказать, что он так думает.

Предрасположенность сообщать о мысли всякий раз, как мы ее вербально выражаем, располагает нас также к обладанию, которые будут выражать это сообщение. То есть, вербально выраженная мысль приводит к осознанию мысли. Невербальное выражение мысли не предрасполагает нас сообщать о мысли, поэтому такие мысли зачастую не достигают сознания (Rosenthal, 2005, гл. 10).
У живых существ с подходящими речевыми способностями возможность сообщения данных совпадает с осознанием состояния. Но такая возможность отсутствует в случае, когда состояние не осознается. Любое назначение сообщения о состоянии, например, сообщение другим, что субъект находится в данном состоянии, может быть столь же успешно реализовано с помощью вербального выражения. Сообщение не добавляет значимой информации. Осознание человеком вербально выраженных мыслей зависит от его сильной предрасположенности мыслить каждый раз при вербальном выражении.

Д.М. Розенталь
КОНЦЕПЦИИ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ СОЗНАНИЯ