Прощание Славянки. Было это летом 2000 года под городом Аргун что в Чеченской Республике. Заступили мы с товарищем на пост через несколько дней после трагических событий, когда по всей Чечне подверглись террористической атаки временные РОВД и ПВД МВД. Смертники, на начиненных взрывчаткой грузовиках пытались проехать на территорию ПВД и произвести подрыв, некоторым смертникам это удавалось, после чего с стороны боевиков следовала атака на объекты с целью их захвата. В тот день много сотрудников и военнослужащих погибло, но боевикам не удалось то что они задумали, ЭТО БЫЛ ЖЕСТКИЙ БОЙ. Вот некоторое описание последствий взрыва живой торпеды на грузовиках, для того чтоб иметь представление о силе и мощности. Воронка от взрыва, была глубиной около трех метров, в диаметре примерно десять, большинство зданий ПВД были разрушены, техника искорежена, останки погибших извлекали из под руин несколько дней, некоторых так и не обнаружили. Пост №2 на который мы заступали для несения службы по охране теретории нашего ПВД, находился возле ворот выезда с территории ремонтных цехов по починке сельхоз техники, в которых располагались (пункт временной дислокации) на проходящую дорогу. Пост оборудован в бывшей весовой, где теперь располагалась оперативная рота. Из себя он представлял укрепление типа дота, только собранное из шпал и обложенное мешками с землей, вместо крыши куски гофрированного и листового железа, прикрывающие нас от подствольных гранат, осколков и все это сверху покрыто старой выцветшей маскировочной сетью. За дорогой находилось поле, большое, широкое, потом холм, арык за ним, два завода - Трубный и Сахарный, которые по телевизионным репортажам частенько (раз в полгода) попеременно уничтожали то боевики, то федеральные войска. Хотя как заводы целые стояли, так и стоят, их даже сторожа охраняли, такие колоритные деды с двуствольными ружьями, мы проводили зачистку этих заводов, так и познакомились. На вопрос « а не видели ли вы здесь случайно боевиков» деды степенно отвечали что «боевиков нет, а вот хулиганы были, но мы их прогнали». Обстреливали нас действительно из-за холма, где проходил арык, от заводов никто не смел, за них такие деньги переводили на восстановление не разрушенного, что любой из боевиков осмелившись это проделать, на верно был бы казнен своими, за измену делу. Чем было славно поле, так тем, что на нем в любую погоду, а она была в основном за сорок градусов тепла по Цельсию, работали Чеченские женщины. Пропалывая и мотыжа огороды, на которых периодически и подрывались, на неразорвавшихся боеприпасах. Если по снаряду, например, ударить чем-нибудь металлическим, то он иногда взрывается, а Чеченская земля обильно сдобрена опасным железом. Работа на время прекращалась, приезжала белая «Нива», в нее грузили раненую, увозили, через некоторое время работы продолжались, до следующего подрыва. Наблюдать за тем, что происходит в поле, нам помогал бинокль, который иногда раскрывал некоторые подробности из жизни местного населения. Например, что работают в поле только женщины, а мальчишки, пришедшие с ними как сопровождающие, не работают, а сидят, все это время в тени, или общаются с другими пацанами. В обед каждая трудовая ячейка собиралась кружком под тенью куста (редкие, но они были), кушали, а потом заводили танцы. Сначала нас это шокировало, а потом привыкли. Танцы происходили следующим образом - пацан, пришедший со своей группой, брал в руки банку из-под селедки и лупил по ней ложкой или палкой (выбивая такт), также могло сойти за музыкальный инструмент ведро или любая другая железяка. Женщины вставали в круг и начинали двигаться, совершая волнообразные движения телом и руками, танцы в 40 градусную жару, а то и более в поле, продолжались примерно от десяти до 15 минут. Нами выдвигалась гипотеза, что у них это типа трудовой физкультуры. Так вернемся к событиям на посту, Я с Гошей заступил в одиннадцать ноль ноль, сменив предыдущую смену, мы обустроились на посту, проверили рацию, доложили в дежурную часть что приступили к несению службы, выслушали доклады других постов, должен сказать что постов было три. Первый пост был перед входом в здание, где мы располагались, третий находился на крыше здания, а про второй я рассказывал. Обстановка была типа спокойной, транспорта почти не было, мы лениво общались, на разные темы, вспоминая прошлое и мечтая про будущие, когда вернемся домой. Периодически поглядывая из амбразур в бинокль на дорогу и поле, но все было спокойно, даже не было стрельбы, и это настораживало. За время, проведенное в командировке, мы привыкли, что где-то звучат выстрелы, идет бой или происходит вяло текущая перестрелка, тишина нас напрягала, если нет стрельбы, значит, враг готовит какую-нибудь гадость. Неизвестность происходящего пугает больше всего. Наш пост непосредственно находился в расположение первой роты, но практически все бойцы роты уехали на блокпост, на суточное дежурство и в расположение из первой роты оставался один боец, для ведения хозяйства. Через несколько минут после смены он подошел к нам и немного нервно поинтересовался как обстановка, «чего-то тихо сегодня, опять чехи мудруют…е…б….и. Женщины и дети из города выходят?» Мы его успокоили, что движняка нет, город гражданские не покидают, практика показала, что если боевики удумали устроить чего-нибудь в населенном пункте то местное население в лице, женщин, детей, стариков начинали исход, и по этой примете, мы определяли, будет что-то или нет. «Это, если чего надо будет, подтащу, у нас еще пару мух осталось» Приняв информацию, и пообещав ему, что если что, то мы крикнем. Он ушел в расположение, а мы дальше продолжали наблюдать за местностью. Парням из первой роты, конкретно досталось в день нападения, слава Богу, все остались живые, поэтому его нервоз нам был понятен. И все-таки напряжение так и чувствалось, через минут двадцать к нам пришел зам по вооружению из сводного отряда , по простому оружейник, в трусах, тапочках и полотенцем на шее. Его бритая голова пропалированая аж отражала солнечные зайчики. Ему было хорошо, он шел из душа и решил зайти поинтересоваться несением службы. Не вставая, мы доложили, что все спокойно, служба служится, нам не тужится, а если б еще сюда пива и женщин то ваще, не служба а курорт. Наш доклад не порадовал его, даже на оборот. Мы тут-же получили предупреждение, за нарушение формы одежды на посту (наше нарушение состояло в том, что мы в сорокоградусную жару были одеты в брюки, кроссовки, разгрузочные жилеты на голое тело, а не как положено, то есть полная экипировка). На что мы корректно ему указали что он и сам не совсем по форме, а голову ему надо, чем не будь прикрыть, а то не дай Бог снайпер, он начинает понемногу беситься, но пока еще себя держит, а нам все равно, дальше войны не пошлет. Должен немного пояснить, такие противостояния практически норма в рабочих подразделениях и собранных из разных ингредиентов в одну солянку. Боевые, соображающие офицеры, понимают, что командовать чужим личным составом надо осторожно и только в экстренных случаях, остальные просто пытаются утвердиться за твой счет, что сразу видно, поэтому не пользуются авторитетом (а его заработать надо, и это связано с риском) и практически игнорируются. Пока мы выясняли отношения, наблюдения за местностью продолжалось, но этот злополучный грузовик все равно первые увидели с третьего поста (крыша). Услышав доклад в ДЧ (дежурная часть) о том, что на поле из-за холма появился грузовик, который движется по полю прямо в нашу сторону, мы слегка заволновались, еще конкретно свежи воспоминания о втором июле. Начали вглядываться внимательно и скоро увидели клубы пыли поднимающуюся за автомобилем. ДЧ запросила, что мы наблюдаем, я ответил, что вижу грузовик, двигающийся в нашу сторону. Третий пост запросил разрешение, сделать предупреждающие выстрелы из АГээса (автоматический гранатомет, хорошая штука), но им запретили. А машина приближалась, уже стали видны в бинокль детали, это был ЗИЛ, камуфлированный в зеленые цвета, кузов, как и борта, были укрыты маскировочной сетью, людей видно не было. Вопросов было много, какого……. рожна и что с этим делать. Пока ДЧ выясняла, запрашивала и докладывала руководству, машина приближалась. За этой всей суматохой мы позабыли про препирания и втроем наблюдали за приближающийся большой проблемой, возможно несколько тон в тротиловом эквиваленте. За нашей спиной раздался голос «ну че парни, МУХИ нужны» позади нас стоял полностью экипированный боец первой роты. Мы вежливо отказались от предложенных им боеприпасов, так как стрелять ими желательно на открытом пространстве, а вылезать на дорогу не кто не собирался, а если при подрыве машины они сдетонируют у нас на посту, то шансов выжить вообще не остается. Большинство парней в огневых группах на постах при атаке шахидов погибли, и у нас не было иллюзий по поводу защищенности. «Ну, это, если вам нечего не нужно, то я это пошел» сказал он и ушел в дальнюю комнату, к своей огневой точке. Проводив взглядом бойца, мы с Гошей переглянулись, товарищ капитан может, вы тоже пойдете от сюда спросили его, но он как бы не заметил нашего вопроса, «дайте рацию», хриплым голосом сказал он, вид у него был бледный, хотя мы, наверное, с Гошей выглядели не лучше. Рацию он получил, когда нажимал на кнопки, пальцы его белели. Так он и стоял позади нас, бледный, раздетый, с полотенцем на шее и рацией в руках. Наше внимание сосредоточилось на приближающимся грузовике, каждый наблюдал в свою амбразуру, «чего делать будим» вырвалось у нас с Гошей одновременно. По рации все это время требовали доклады, что происходит, всех кто находился на территории ПВД, подняли в ружье, на крышу отправили расчет снайперов, но из-за того, что машина шла по пересеченной местности вероятность, что машина будет повреждена и остановлена огнем снайперов, была минимальна. Опять же никто не знал что за машина, наши ли это, чехи с тротилом и гексогеном, напряжение росло, а грузовик неумолимо приближался. Точно не помню, откуда это пришло, но решили так. Отмеряем примерно метров пятьдесят от дороги (там как раз какие-то ветки-палки торчали из земли). И как только грузовик переезжает эту черту, мы огневая группа второго поста, открываем огонь из всех видов доступного нам вооружения на предмет вывода из строя и остановки данного, не установленного……… свалившегося нам на голову…….. из всех не матерных слов, чертового грузовичка. Из всех видов вооружения у нас на посту имелось: автомат Калашникова складывающийся - две штуки, подствольный гранотомет-одна штука, гранаты разных модификаций - несколько штук, патронов – не меряно (а кто их считал, пару суток от врага отбиваться можно, что впрочем, иногда и случалось). Ну, в общем, готовимся, зарядил я свой подствольник, поменял рожок автоматный с тридцатью патронами на РПКашный в сорок пять (а они, патроны, лишними не бывают) снял с предохранителя, зарядил, выставил в амбразуру, сижу, жду. И все это, так спокойно, по-деловому, с Гошей переговариваемся на какую отметку прицел выставлять, да с чего стрелять начнем, куда. Голос не срывается, во рту сухости нет, сам себе удивляюсь, как будто я со стороны за собой наблюдаю, еще чего заметил за собой, не жарко мне, реально холодно, но не потею, руки ноги гнуться, не дрожат. Гоша, тоже не суетясь подготавливается, оружейник так и стоит с рацией, докладывает, запрашивает, но не уходит, вспотел бедняга. А проклятая машина, все ближе и ближе. И вот когда грузовику доехать до определенной черты осталось примерно метров сто, что-то произошло. Я четко видел грузовик, понимал всю опасность, и тяжесть выбора. Если это боевики, и мы остановим грузовик, тот, кто их послал, нажмет на кнопку радиовзрывателя и взрывная волна всего скорее снесет наш пост, выжить смогут только те, кто укрыт в кирпичных строениях. Если это наши, прости господи вояки, значит, мы расстреляем своих, на нашей душе будет грех, вряд ли мы забудем что сделали. Их спишут на боевые потери, а матери в России будут проклинать убийц детей. Но если мы этого не сделаем, то двести с гаком лиц ОМОНовской принадлежности в опасности, у них тоже родители, семьи и дети. Я смотрю на приближающийся грузовик через прицел автомата, все как учили, мишень розмыта прицел четкий, отстранено слышу переговоры по рации, с крыши докладывают, что готовы открыть огонь, командир запрещает. Мне и Гоше все равно на то что происходит вокруг, на переговоры, приказы и указы, мы свой выбор сделали. Оружейник все так и стоит у нас за спиной, оживленно переговариваясь с командованием по рации, мог бы уйти от нас, но видимо не может. «Макс прощай, если что, извини» Гоша говорит это спокойно, без пафоса, так обычно, что не сразу понимаешь, что с тобой прощаются, так обычно говорят привет. Я оторвался от прицела и посмотрел на него, худой, загорелый до черноты, лицо простое и спокойное, на голове короткая стрижка «Ежик», на голое тело надета разгрузка, на левом плече наколка, кельтский крест, а в нем голова волка. Он стоит перед амбразурой, выставив в нее свой автомат, подавшись вперед, ноги поставлены шире плеч, поза собранная и напряженная, ему двадцать три года, жена, ребенок, первая командировка. В голове пронеслось много разного, от жизни утверждающих слов до героического потуга, но почему-то нечего этого не хотелось, все обсыпалось как шелуха. Я сам себе удивлялся, когда говорил Игорю « Прощай», я все также был спокоен. Все было как-то ненормально буднично, светило солнце, листья деревьев шелестели от горячего ветерка, пахло от шпал какой-то химией, над горячим асфальтом дрожал воздух, а мы были готовы к тому, что всего скорей скоро погибнем, и нас это не пугало. Оружейник за нашей спиной застыл, он нечего не сказал, он просто был. Единственное чего мне было жаль из моей жизни, что моя годовалая дочь не будет знать меня. Но эти мысли я убрал из головы, они мешали, будоражили, а я должен сделать то, что должен. Все ближе и ближе, и ближе грузовик к условной черте, левая рука на рукояти подствольника, указательный палец левой руки на спусковом крючке подствольника, правая рука держит пистолетную рукоятку автомата, а указательный палец правой руки поглаживает спусковой крючок автомата, чуть, чуть надавить и раздастся выстрел, а там до упора, и держать до тех пор пока патроны не кончаться, интересно я буду орать или нет. Ход этих мыслей прервало то, что грузовик, не доезжая до черты, резко повернул на право, и также весело поднимая пыль, покатил по полю. Как чертики из коробки над бортами закрытых масксетями появились люди в камуфляже и начали нам махать руками. Не знаю о чем они думали, хотели ли пошутить над нами (что обосрались?), или просто так получилось (ой кто это здесь? наши?). Но как позже выяснилось, это была артелерийская разведка какого-то полка. ОПУСТИЛО НЕ СРАЗУ. Убедившись, что грузовик уехал, мы с Гошей сели на стулья, «Привет» сказал я ему, ставя автомат на предохранитель. «Привет» ответил он, проделывая туже манипуляцию. «Это, пошел я, наверное» оружейник смотрел то на меня то на Гошу извиняющимися глазами и с такой же улыбкой, только что мы втроем пережили одно на всех большое чувство, мы практически породнились, и вот он нас как бы бросает. «Да, конечно, заодно и в штабе расскажите» просто сказал Гоша. «Да да, надо же доложить» он резко развернулся и пошел в сторону центрального здания. «Постой» спохватился я, «рацию верни». Он остановился, повернулся к нам, посмотрел на свою руку, в которой держал рацию. «Извините, конечно, вот держите» он подошел и отдал рацию. «Спасибо вам» сказал, развернулся и пошел. За что спасибо мы так и не поняли, поняли одно, что он настоящий мужик, и может не логично было оставаться с нами, но он остался, и готов был разделить с нами нашу участь в любом раскладе. До окончания смены оставалось минут сорок, воздух был горячим и сладким, разговаривать совсем не хотелось. Я практически слышал мелодию марша «Прощание славянки», смотрел в амбразуру на поле, и мерз.
