НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ СЕРДИТАЯ ПТИЦА Михалыч вышел из подъезда. Моросил дождь. Раскрыл зонт и не спеша двинулся к магазину. И по пути остановился поприветствовать знакомое пожилое дерево... И заметил прибитую к нему фанерку на палочке. Сначала пытался вспомнить, давно ли она здесь. Фанерка. Не вспомнил. Потом задумался, для чего она прибита. Ни надписей, ни знаков не было. Михалыч профессионально был неудержимо склонен изобретать гипотезы о причинно-следственных связях: "Предположим, это задняя стенка скворечника. Предположим, в нём, когда он был целый, жила небольшая и приятная птица. Жила, жила. И наконец сильно рассердилась. - Сколько можно!? Одно и то же: проснулась, высунулась, полетела. Полетала, поела, вернулась. Просунулась, заснула, поспала. Проснулась, высунулась, полетела... Одно и то же, одно и то же каждый день! Ничего и никого интересного! Сдохнуть можно от тоски... Или так: разнести всё тут к чёртовой матери и сдохнуть! ...Или на юг улететь?... Разнести всё тут к чёртовой матери и улететь на юг! Она разнесла и улетела. Только палочка и фанерка остались." Михалыч удовлетворился такой гипотезой и двинулся дальше. Подошел к навесу у супермаркета. Закрыл и отряхнул зонт. - Эй, эй, мужчина! Вы прямо на коленки мне брызгаете. Женщина была небольшая, приятная и сильно сердита. Михалыч внимательно осмотрел довольно длинный плащ, осенние сапожки на шпильках и сказал: - Нет у вас никаких коленок. - То есть, как это - нет? - Так. Нет. Вон, плащ какой длинный. Длинный, и неизвестно, что под ним. И что бы там ни было, капли не могли проникнуть. Как физик, предполагаю... Михалыч максимально распрямил спину и приготовился излагать гипотезу. - А это - что, по-вашему? - она отвернула полы немного в стороны. Коленки были. Михалыч разволновался. - Извините, пожалуйста. Убедили. Они таки есть. И очень выразительные. Очень! Женский голос немного смягчился. - Такой нормальный с виду мужчина... А брызгаетесь. И не соображаете. Плащ, потому что холодно. Третий день дождь. - Да, погода неважная. Холодновато. - Отвратительная! И каждый день одно и то же: проснулась, поела, на работу. Вернулась, поела, телевизор. И ничего, и никого интересного! Разнести бы всё здесь к чёртовой матери и на юг улететь! Михалыч вспомнил об остатках скворечника. - А куда - на юг? - Да хоть бы в Турцию! Или Тунис. Михалыч представил Тунис, "всё включено", песок и небо над волнами. Подумал, та птица, наверное, уже там. Еще раз внимательно осмотрел собеседницу. И вообразил её и птичку рядом с собой на линии прибоя. Одновременно пытался вспомнить запас денег на своей карточке. Не вспомнил. И сообразил: "Прямо сейчас в банкомате проверю!" - Извините... А как вас зовут? ...Проверил. Хватало на неделю на двоих. И на птицу, если что.
НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ ПЛЯЖНОЕ ЗНАКОМСТВО Михалыч приехал на пляж и обомлел. То есть, велосипед как всегда скатился вниз, увяз в глубоком песке в привычной точке. Но в этот раз Михалыч свалился и чуть не разбил свой китайский термос. На стерильно-белом песке (его обновляли ежегодно) лежало красивое махровое полотенце, а на нем лежала женщина и читала книгу малоизвестного автора. Она была загорелая и такая миниатюрная, что от коленок до книги вся помещалась на этом небольшом полотенце. 160 см, оценил Михалыч. И сразу понял, ради чего ежегодно обновляли песок. В самом деле, не ради же этих облупленных барж и "Ракет"... Михалыч был воспитан. Он стал искать способ представиться и нашел. Неподалеку голый мальчик методично таскал воду из реки в самодельный водоем. Вода безнадежно уходила в песок, и Михалыч сказал: - Давай помогу! И за полторы минуты вырыл небольшую яму. На дне образовалась вода, мальчик сделался счастлив. И Михалыч сказал ему: - Вооон тетенька читает. Ей очень-очень жарко. Полей ей спинку! ....Михалыч оправдывался и рассуждал о педагогике ровно до тех пор, пока не стало уместным: - Разрешите представиться.... Можно просто - Михалыч. И сделался счастливее, чем даже мальчик 10 минут назад. Ведь красавица настолько прониклась к нему доверием, что начала задавать абсолютно несвойственные для всех женщин вопросы про семейно-алкогольную диспозицию. - Конечно, свободен. И, конечно, только в Новый год немного шампанского! ....Через какое-то время: - У меня тут случайно в термосе мартини и лед. Она подозрительно сощурилась. Михалыч спохватился: - Очень-очень много льда и очень-очень мало мартини! ........................................ "Антигравитация, - подумал Михалыч на обратном пути, - с ней на багажнике ехать намного легче, чем без никого!"
НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ 200 миллионов градусников "... V etot den' my sideli na derev'yah, eli cvety akacii i streliali iz rezinok skrepkami po sharam pionerok." (Из переписки.) Михалыч, Семёныч и лаборантка Лиза были в Дубне в командировке. По делам о совместном (имя "Железка") большом детекторе. Они пережидали грозу. Лиза и Семёныч в лаборатории, а Михалыч в КБ. На экране был этот самый детектор, и конструктор пояснял Михалычу: - ...Вот так она и будет двигаться во всех направлениях, как вы и хотели. За окном хлестал ливень. Другие конструкторы стояли за их спиной. И Михалыч решил растянуть обсуждение. - А что, если кардинально поменять систему перемещения? - Это как? - конструкторы напряглись. Они были очень хорошие. И заслуженные. - Вся Железка в основном из стали и стекла. Так? - Так. И что? - А ртуть тяжелее стали! - провозгласил Михалыч. - При чём ртуть? - все забеспокоились. - А при том! Если небольшой бассейн залить ртутью, Железка будет в нём плавать в любую сторону. Потому что ртуть тяжелее стали. Конструкторы были серьёзные и конструктивные. Секунд 10 молчали. А потом: - Во-первых, где мы возьмём столько ртути? Это ж минимум 15 кубометров! И она дорогая. Из нее можно... секунду... можно... 200 миллионов градусников сделать! Во-вторых, испарения! Весь персонал заболеет. И умрёт. Мёртвая идея! Гроза гремела. И вдохновляла. И Михалыча понесло. - Во-первых, у меня есть знакомая замдиректора ртутного завода в Донбассе. Это была правда. Знакомая с детства. Брюнетка. И очень сообразительная. Глаза синие. А её завод всегда перевыполнял план... - Во-вторых, сверху можно залить слоем полу-густой смазки. Против испарений. Смонтируем Железку на дне бассейна. А потом станем подливать ртуть. Подливать, подливать... А она подниматься, подниматься... - и показал, поднимая рывками руки вверх. - В период заливки у всех будут защитные скафандры. Никто не заболеет и не умрёт! Зазвонил телефон. "Михалыч, это вас!". Звонила Лиза. - Дождь кончился. Все пошли на проходную. Давай и ты поскорее! Ужинаем в Доме учёных. Михалыч положил трубку и почесал нос. - Меня торопят. Извините, пожалуйста. - Да, и нам пора. ...А приходите завтра! Таки было занимательно насчет ртути. За проходной стояла Лиза, и сирень пахла оглушительно. Так что Михалыч не сразу расслышал: "Во-он, все пошли. И Семёныч, и Филлипыч, и Академик, И Рома, и Ангел, все болгары." Они стали догонять. И догнали возле железнодорожного переезда. Все стояли в задумчивости на берегу глубокой лужи. Михалыч вспомнил про ртуть. Потом подхватил Лизу на руки и перенёс по воде. Академик сказал, - Это нечестно! - тоже перешёл. И перенёс Лизу обратно. Все обрадовались и начали носить Лизу туда и обратно. Только Семёныч сам перешёл. Михалыч задумался - Лиза таки около 50 кг? Или таки из деликатности? Последним перенёс Лизу Ангел Иорданов. Самый невозмутимый и самый старший из болгар. Он перенёс её по большой дуге вокруг лужи и поставил. Лиза смутилась. - Наверное, не стоило... - Стоило. Спасибо за оказанную честь, мадам. Он, единственный из всех, жил при царе. Болгарском. Борисе. И нередко изъяснялся старомодно, но органично. Все двинулись вперёд. Михалыч обернулся и остановился. Он увидел Ангела. Тот вышел из будки железнодорожников с лопатой. И начал забрасывать лужу песком. Михалыч вернулся к нему. - Давай помогу, Ангел! - Справлюсь, не стоит. И не стоит оставлять Лизу, Михалыч. Догоняй. Монотонно и невозмутимо произнёс. В ритме с лопатой и дыханием. В гостинице Лиза сказала: - Успеем переодеться и высохнуть. А ребята в ДУ займут столики. - Не успеем, детка. Нету у меня ни запасных джинсов, ни кроссовок. Ты, конечно, иди. Если хочешь меня рядом в шортах и босого. Одну не отпущу. Лиза на секунду призадумалась. Потом согласилась. - Поужинаем в нашем ресторане внизу. Туда можно в тапках, или босиком! И улыбнулась ресницами так, как временами умела делать только она. ...Все 200 миллионов градусников показывали 36.6 ...
НАБЛЮДАТЕЛЬНЫЙ Стюардесса, которую всегда тошнит В салоне самолета Михалыч сидел рядом с проходом. Народу было мало. А между ним и иллюминатором вообще никого. Стюардесса сказала, что всё. Высоту набрали, скоро обед. И еще что-то приятное. И вся она была очень приятная. И неприступная, как и положено стюардессе. Как высокая нота. Такая высокая, которую никто никогда не возьмет. Или кто-то возьмет. Но так редко, что, с точки зрения физики, это и есть практически никогда. Редкие процессы. Типа взаимодействий нейтрино. Или залет метеора в форточку. Михалыч украдкой залюбовался ее тапочками и белыми носками. И вдруг сообразил, что видит такое впервые. Что не модельная обувь. И засомневался насчет редкости взаимодействий и залетов: - А если мне станет плохо? - Вот кнопка вызова. Я говорила. - Уже почти стало. Извините. - Так-таки плохо? - Немного беспокойно. Я скажу, если что. Потом беспокойство и вправду образовалось. И стало расти по мере приближения тапочек-носочков и всего изумительного остального. Которое пятилось прямо на Михалыча и предлагало напитки. Михалыч пересел на среднее кресло, установил и проверил все три столика. И дождался: - Сок, вино белое, красное? - Мне белое. А вот этим, им, - по красному! Девушка невозмутимо, не спеша, выполнила тройную просьбу. Улыбнулась едва заметно и продолжила работу. "Надо же... Какая выдержка! И какие ресницы..." Михалыч совсем разволновался и закурил. И расхотел обедать. И задумался. "Если теперь не брать обед, подумает - алкоголик. Если взять три - обжора. Если один - плохой едок. Если два... Надо подумать, время есть..." Михалыч спросил: - Два обеда можно? - Два не положено. И не улыбнулась. И даже немного нахмурилась. Михалыч начал не есть и не пить и думать дальше. Думал всю Германию. До самой Польши. Над Польшей нажал кнопку: - Мне-таки не по себе. - Может, от голода? Вино и обед были нетронуты. - Не от голода. - Вот таблетки. Вот пакет, если что. - У меня сердцебиение и головокружение. Можете на минуту рядом посидеть? Стюардесса присела и начала психотерапию: - Вы не волнуйтесь. Вот меня тоже постоянно тошнит в полётах. Уже 15 лет. Никакие таблетки не помогают. Только тапочки помогают. Но тапочки запрещены. - И как же Вы... 15 лет... - Никак. Терпела, и всё. Сегодня мой последний полёт. Командир разрешил тапочки. Теперь его могут списать, как и меня. Представляете, "Эр Франс" - можно, "Пан Американ" можно, даже "Абу Даби" можно... "Аэрофлот" - нельзя! Михалыч разволновался не на шутку. И признался: - У меня от Ваших тапочек сердцебиение. А теперь от Вашего последнего полета такое волнение... На всю жизнь... За Вас, за командира, за тапочки! Она тоже пригубила.
