Истории про воспитание

Тема в разделе "ПОГОВОРИМ...", создана пользователем kv, 7 дек 2018.

  1. kv

    kv ADMIN Команда форума

    Подглядел У Богданова Ильи:

    Учителя, которых больше нет


    Заходит учительница в класс, начинается урок. Шум, гам, и все такое, картина для большинства из нас знакомая. Учительница стоит в дверях, молча, смотрит на весь этот цирк. Кто-то орет:

    — Атас!

    Кто-то в ответ:

    — Да и до пи*ды!

    Учительница идет к своему столу, раскладывает журнал, свои бумаги. Потом тихо так говорит, выделяя двух крикунов из общей массы:

    — Иванов и Петров, можете стоять, остальные садятся. Здравствуйте, дети.

    Крикуны остаются стоять.

    Учитель:

    — Итак, сегодня у нас будет дискуссия. Так как Петров первый использовал нецензурное определение половых органов женщины, он будет защитником, а Иванов – обвинителем. Имеете право вызвать по два помощника себе.

    Ученики, слегка растерянно:

    — А какова тема спора?

    Учитель, улыбаясь:

    — Иванов будет выступать в роли инквизитора, запрещать художникам эпохи Возрождения рисовать голых людей. А Петров будет этих художников защищать, приводить доводы к тому, что голое человеческое тело — самое прекрасное, что есть, и рисовать его надо. И да, можете в своем споре упоминать конкретные имена художников, их картины. Каждое упоминание – один балл. Чем больше баллов наберете, тем больше пятерок появится в журнале. И все за сегодняшний урок, выбирайте помощников. И еще одна поблажка – каждый помощник может выбрать себе других двух помощников. За аргументированные доводы опять же – хорошая оценка. А помощники помощников имеют право на своих ассистентов.

    Мы, те, кто не участвуем, будем в роли присяжных, решим — будут художники рисовать или нет?
    Поначалу дискуссия шла вяло, но мало-помалу спор становился все жарче, и, в определенный момент, приходилось только успевать следить за каждой репликой.

    Знаете, это было нечто. Все это переходило в такие баталии, что урока, казалось, мало.
    В спор оказывался вовлечен весь класс, выходили после звонка из аудитории, продолжая дискуссию, не обращая внимания на то, что урок уже окончен.

    Начинается урок.

    Вопрос:

    — Чем отличаются современные отношения от трагической любви Ромео и Джульетты?

    Кто-то ответил:

    — Он не успел ее трахнуть!

    Весь класс ржeт. Учительница смотрит на того, кто ответил:

    — Вот Вы и скажите, почему он не успел этого сделать? Что им помешало?

    — Нравы и традиции были другие. Нельзя было тогда до свадьбы ничего.

    — Отлично. А кто диктует эти традиции и нравы?

    — В каком смысле?

    — Ну, кто является автором этих традиций и нравов? Мы, президент страны, инопланетяне?

    — Мы, конечно.

    — А вам современные нравы по душе?

    — А я — чо? Так заведено, не мне их менять. Но мне не нравится.

    Учительница, разглядывая класс:

    — Хорошо. А что именно вам не нравится в нынешних нравах? Кто может ответить на этот вопрос?

    Кто-то говорит:

    — Мне не нравится, что нынешние девчонки одеваются как уличные проститутки, да и ведут себя также. Если у меня не будет в кармане денег, чтобы потащить ее в кафе или клуб, она не пойдет. А если к ней подъедет дядька на крутой тачке, но старый и деньгами, то она ни за что не откажется.

    Учительница молчит, ждет реакции.

    — Да, да, ведут себя как шалавы! А потом возмущаются, если им в лицо это говорить!

    — И в школу ходят, как на парад мод! Только и разговоры о том, где была вчера, с кем, сколько стоит пара туфель или помада! И, на первом уроке уже штукатурку на лицо кладут!

    — А на себя вы смотрели? Я, может, и крашусь с первого урока. А вы перед уроками уже курите за школой, и не только сигареты! И в обнимку с банкой пива спите! Какая нормальная девка с вами куда-то сходит, от вас воняет!

    — Да все они такие, даже цветка не приносят! Мне мама рассказывала – им мальчики в школе портфели таскали, когда ухаживали за девочками! А мне за десять лет никто портфель не носил.

    — А за что вам портфели таскать и цветы носить? Вы ж носом вертите, вам кафе и деньги подавай!

    — А ты пробовал? Откуда ты знаешь, буду я носом вертеть или мне понравится?

    — А чё мне пробовать? У тя юбка выше ушей, трусы видно из окна моей квартиры. Оденься один раз нормально, может и возьму я твой портфель, а то щас, как ты одета, мне стыдно говорить, что я с тобой в одной школе учусь!

    — А мне стыдно, что от тебя пивом воняет! В школу, как в пивную ходишь!

    — А ты себя видишь? Через каждое слово – три матерных, научись разговаривать сначала!

    — Так вы по-другому не понимаете! Или сами одними стихами разговариваете? Да ты сам ни одного стиха за десять лет не выучил!

    — Стоп! – учительница прекращает этот спор. – А теперь скажите – почему вы не умеете друг с другом общаться? Почему вам нужен совершенно посторонний человек, чтобы он спровоцировал такой диалог? И … Тема сегодняшнего урока « Умеем ли мы слышать и, что главное, слушать друг друга?».

    Другой урок. Вопрос:

    — Я задам сейчас очень личный вопрос. Кто хочет – отвечает. Кто стесняется – может не принимать участие в обсуждении. Итак, кто из вас знает, что такое поцелуй?

    — В каком смысле – поцелуй?

    — В прямом. Кто из вас целовался хотя бы один раз? Поднимите руки.

    Неспешно поднимается, одни, две, несколько рук.

    — Спасибо. Кто из вас может сказать, что этот момент был один из самых потрясающих в его жизни?

    Тишина. Медленно поднимается одна-две руки.

    — Спасибо. Итак, пишите задание на дом – расспросить у бабушек\дедушек, у знакомых людей старшего поколения, как они целовались в первый раз? А потом изложите это в художественном виде на бумаге. Учтите, писать надо исключительно правду, я буду уточнять правдивость истории, посему – координаты этих самых бабушек и дедушек необходимы. Всем все ясно?

    На следующем уроке чтение вслух.

    — Моя бабушка впервые поцеловала тяжелораненого парня, будучи медсестрой в санитарной теплушке, на войне. Она запомнила имя и фамилию этого солдата на всю жизнь, потому что он погиб в ту же ночь под бомбежкой.

    — Мой дед впервые поцеловал бабушку, после того, как год за ней ухаживал. Тогда они вместе отстраивали город после войны. Он помнит, что вовсю цвели абрикосы. А бабушка сказала, что это было 6-го июня.

    — Мои бабушка и дедушка далеко, поэтому я провела беседу с соседкой. Ее впервые поцеловал будущий муж, после танцев, в тот вечер, когда делал ей предложение руки и сердца.

    — Моя бабушка впервые целовалась в комсомольском отряде, с молодым голубоглазым парнем. А потом этот парень стал ее мужем, впоследствии – моим дедом.

    — Мой дедушка первый раз целовал свою детскую любовь, некую Марию Федотову. Потом она погибла на фронте, была снайпером. И на фронте он уже познакомился с моей бабушкой, которая работала там врачом.

    — У меня нет бабушки и дедушки, папа и мама из детдома. Но со мной поделился наш сосед. Его первый поцелуй прошел в день победы, в Польше. Когда узнали, что закончилась война, все кинулись обниматься и целоваться. Так он поцеловал совершенно незнакомую ему девушку, но прекрасно помнит, что у нее были красивые карие глаза и коса в пояс.

    Когда все закончили читать, учительница, все это время глядевшая в окно, спросила:

    — Очень красивые первые поцелуи, что и говорить? Дух захватывает. Не знаю, как вы, а я обзавидовалась вся.

    Ещё один незабытый урок.

    — Здравствуйте, дети. Сегодня у нас будет не совсем обычный урок – мы будем слушать. А потом побеседуем на эту тему.

    И она включила (Господи, откуда она его вытащила?) старый патефон, с виниловой пластинкой. И поставила пластинку. Включила.

    Откуда-то издалека родились первые звуки, еще непонятные, слегка искаженные легким шипением пластинки. Орган? Затем мягко вступили скрипки... Это потом я узнала, что мы слушаем «Адажио» Томазо Альбинони. А в тот момент у меня было ощущение, что я осталась один на один с собой. Что перед моими глазами проносится вся моя короткая жизнь, ее самые значимые моменты. Я обернулась и увидела, что все застыли с непередаваемым выражением лица, что мысли унеслись очень далеко отсюда. А один из ребят прикрыл глаза рукой, по щеке скатывалась слеза.

    Кто и что видел в тот момент? Не знаю... но никто не остался равнодушным.

    Этого предмета в наших школах больше нет. «Этика и Эстетика».

    Написала так, как помню.

    Ах, да... Учительница уехала работать домработницей за границу. Иначе умерла бы тут с голоду.
     
    smilelolita, Konstantin, Alenka и 3 другим нравится это.
  2. kv

    kv ADMIN Команда форума

    Удивительный Пашка


    — Дай! – мой отпрыск требовательно протягивает руку к игрушечной машинке, зажатой в руке у Пашки.

    — Арсений! – пытаюсь я урезонить своего круглощекого сына. – У тебя вон в песочнице три своих машинки лежат! Оставь ты Пашу в покое!

    Удивительные все-таки существа – дети, в частности, двухлетние.

    Устройство их психики наглухо отсекает всю коммерческую ценность собственных сверкающих радиоуправляемых игрушек, и возносит в ранг труднодосягаемой мечты самую простую пластмассовую штамповку, но находящуюся в руках у другого ребенка.

    — На, держи, — Пашка, улыбаясь, протягивает свою машинку Арсению.

    Мой боровичок радостно хватает её, и, сосредоточенно сопя, начинает возить по скамейке. Эх, ну вот, двадцать минут осталось до трагедии вселенского масштаба – когда мы будем собираться домой, и машинку нужно будет вернуть законному владельцу.

    — Арсюшка, давай отдадим Паше машинку? – секундная стрелка часов бодренько завершала двадцатый круг. Сын насупился.

    — Тетя Настя, да не надо, пусть забирает! – машет руками Пашка.

    — Паша, да у него своих игрушек полно! Слушай, а давай ты себе возьмешь ту, которая тебе нравится, из песочницы?

    — Да неееет, не надо! – смеется Пашка.

    Тоже удивительный человечек. Шесть или семь лет от роду – и демонстрирует поистине взрослое, добродушно-снисходительное отношение к дитю младшему-неразумному. Хотя я вообще редко видела какие-нибудь игрушки у Пашки. Да и та, с которой он пришел сегодня на детскую площадку во дворе нашего дома – вряд ли подарена родителями. Неблагополучная семья у Пашки, ох, неблагополучная. Весной, полгода назад, переехали они в однушку в нашем подъезде. Отец работает на каком-то заводе, и пьет по-черному.

    Мать не выходит из запоя, сидя дома. Утром отец на пошатывающихся ногах уходит на работу – и к матери начинают шнырять пропахшие прокисшим перегаром неопрятные типы, а Пашку мать выгоняет на улицу. Вечером неизменно захмелевший отец возвращается домой, и вряд ли какой-нибудь вечер проходит без того, чтобы из их квартиры не доносились ругань, крики, звон бьющейся посуды, и глухие удары.

    Жалко мне мальчишку, черт побери, очень жалко. Сложно даже представить, что приходится ему переносить. И при этом – спокойный, добрый нрав, честная, открытая улыбка, никогда не жадничает, и всегда готов помочь, если его о чем-нибудь просят. Дети в Пашке души не чают. Когда мы, подуставшие от двух-трехлетнего безвылазного сидения дома мамы, выходим на прогулку – наши чада, завидя Пашку – сломя голову бегут к нему. А тот с удовольствием с ними возится, бегает, придумывает игры. Хотя, казалось бы, ну какому «взрослому» шестилетнему парню интересно возиться с такой мелюзгой? Удивительный человечек.

    — Пошли домой, Арсений!

    ***

    Не могу уснуть. Сегодня муж взял на себя заботы о ребенке, а меня отправил в гости к подруге — «Сходи, Солнце, к Ритке в гости, она уже несколько месяцев тебя зазывает. Совсем из дома не выходишь, замучилась. Иди, иди, справлюсь я, будто не знаешь…».

    От Ритки я возвращалась в одиннадцатом часу. Припарковала машину, и пошла к подъезду со стороны дома, выходящей во двор. Открывая дверь домофона, услышала негромкий голос:

    — Здравствуйте, тетя Настя.

    — Ой! – я посмотрела в темноту, и разглядела недалеко от подъезда Пашку, который сидел на корточках у распластавшегося тела. – Пашка, что случилось?!

    — Папа вот… выпил… много…

    — Ты маме сказал?!

    — Сказал… Она сказала «ну и пусть там лежит». А мне его жалко. Замерзнет же…

    — Да ты сам сейчас замерзнешь! Ну-ка, что это такое у тебя?? – Я повернула лицо Пашки к фонарю.

    Из носа у него струилась кровь. От глаз – по щекам вниз – блестящие дорожки слёз.

    — Это… я упал…

    Я мысленно выругалась – упал, конечно же.

    — Сейчас, Пашка… – поковырявшись в сумочке, я вытащила мобильник, и набрала номер мужа. —

    Алло, Кирилл? Арсений спит? Хорошо, спустись, пожалуйста, вниз… Сам увидишь…

    Бесчувственное тело Кирилл отволок домой. Мать Пашки вместо благодарности только процедила:

    «И на хрен притащил этого придурка? Глаза б мои его не видели!». И хлопнула дверью.

    Не могу уснуть, все думаю.

    — Кир, ты спишь? – шепчу.

    — Нет.

    — И я…

    ***

    Я поставила перед сыном тарелку с едой, вручила ложку, и выглянула в окно. Сгущались сумерки, всех детей давно растащили по домам — отмывать, отогревать, и кормить после прогулки. Только на скамейке детской площадки одиноко сидела маленькая фигурка. Пашка. В тонюсенькой потрепанной курточке, скукожившись от холода. Сердце сжалось — вот же сволочь, алкоголичка, мать Пашкина, мать её растак.

    — Арсюха! Мама сейчас придёт! – стала натягивать я на себя пальто.

    — Плидёт?

    — Да, ты кушай пока, — я включила сыну канал с мультфильмами и выскочила в подъезд.

    Спустившись, я подошла к Пашке. Несчастный ребёнок сидел и жевал кусок сухой булки.

    — Паш, ты чего сидишь, холодно же?

    — Да нет, мне не холодно, хочу еще погулять.

    — Паш… мама домой не пускает?

    Опустил голову, молчит.

    — Слушай, вставай-ка, пойдем ко мне.

    — Нет, мне нельзя, мама ругаться будет.

    — Пойдем, я скажу, что это я тебя очень попросила.

    — Ну…

    — Пойдем, пойдем!

    Притащив Пашку домой, я посадила его на кухне на табуретку, и поставила перед ним дымящуюся тарелку с вареной картошкой и котлетами:

    — Ну-ка, давай, поешь хорошенько!

    Как не старался ребенок не показывать, насколько он голоден, и есть не торопясь — тарелка опустела за минуту.

    — Так, пока не съешь добавку – из-за стола не выйдешь, – я поставила перед мальчиком вторую порцию.

    В дверь раздался требовательный звонок. Я подошла к двери:

    — Кто там?

    — Открывай! Это отец Павла!

    Я отворила замок, и открыла дверь. В квартиру тут же ввалился небритый, неопрятный мужик небольшого роста; в коридоре жахнуло запахом устойчивого перегара и дешевых сигарет.

    — Хозяйка, мне тут сказали, что ты Павла к себе повела? – тут его мутный взгляд достиг кухни, которая просматривалась из коридора. Пашка сидел, отложив в сторону вилку, и вжав голову в плечи.– Ага,..*ля!! – мужик прямо в ботинках протопал на кухню:

    — Ты что, сучёныш, совсем о*уел, *ля?! На *уя ты сюда приперся, спрашивается?!

    — Мужчина! — вмешалась я. – Во-первых, не надо выражаться матом при детях! Во-вторых — извините, это я попросила Пашу прийти помочь мне, поиграть с сыном. Не знаю как Вас зовут…

    — Зовут коров, *ля. А у меня имя есть. Матом им, *ля, не разговаривайте. Ты своего, *ля, воспитывай, а со своим без твоих соплей разберемся! Ты че сидишь, выродок?! – заорал он на

    Пашку, и размахнувшись ударил Пашку по голове. Удар был такой силы, что голова мальчишки, мотнувшись, треснулась о край стола – затем ребенок упал с табуретки; рядом, разбившись, упала тарелка с нетронутой едой. Пашка схватился за голову, и тихо-тихо заплакал.

    — Прекратите немедленно!!! – я с криком вцепилась в руку этого морального урода.

    — Уберись, *ля! – мужик с силой оттолкнул меня.

    В этот момент хлопнула входная дверь. Я обернулась, и увидела Кирилла. В его спокойном, побелевшем лице я увидела столько с трудом сдерживаемого гнева, что у меня от страха стиснуло мурашками затылок, а сердце ухнуло куда-то в желудок. Кирилл двинулся на кухню.

    — Нет, нет, Кирочка, не надо, умоляю тебя, пожалуйста, не надо!!! – я повисла на муже, пытаясь остановить его.

    — Подожди, пожалуйста, — бесцветным голосом сказал Кирилл, приподняв как пушинку, оставил меня в сторонку, и пошел к Пашкиному отцу.

    — Э, э… мужик, ты чего это, я это, ты… — попятился подонок.

    Схватив мужика за шкирку, Кирилл буквально вынес хрипящее проклятья тело в коридор, открыл входную дверь, и с силой вышвырнул наружу. Затем вышел вслед, захлопнув за собой дверь. Через пять минут вернулся, и, тяжело дыша, сел за стол, и выдохнул:

    — С-сволочь какая. Насть, налей водки, пожалуйста.

    Водка у нас была, с прошлого праздника. Я мигом принесла из бара водку, и налила Киру пол стакана. Муж трясущейся рукой взял стакан, и залпом выпил. Я с ужасом уставилась на его руку: костяшки были сбиты в кровь.

    — Кир, ты…

    Муж проследил за моим взглядом

    — Да нет. Это я об стенку, от злости. Не стал я его бить – побоялся, что убью.

    — Слушай, а с Пашкой что делать? Ну как его туда отпускать?

    — Не знаю я, Настюш, не знаю. Самому так тяжело на душе.

    Пашку через два часа пришёл забирать наш участковый. Участковый выслушал нас, пробубнил что-то о законных родителях, о том, что всяко лучше так, чем в детдоме, допил оставшуюся водку, и ушел, прихватив с собой понурого мальчонку.

    Я плакала до самого утра.

    ***

    Через несколько недель после событий, которые развернулись на нашей кухне, наше семейство возвращалось после поездки на дачу к друзьям. Подъезжая к дому, мы увидели, что около дома стоит скорая помощь, полиция, и толпятся соседи.

    — Кир, что тут произошло? — спросила я у мужа.

    — Ну, ты, как всегда, видишь во мне всевидящего Будду, — проворчал муж. – Думаешь, я перед отъездом бомбу заложил, и достоверно знаю, что тут произошло?

    Выйдя из машины, я подошла к подъезду:

    — Баба Катя, что тут случилось?!

    Меня тут же опоясал кружок всезнающих словоохотливых старушек, представляющих информационный портал нашего дома, и наперебой загомонил:

    — У Петровых-то, ой беда- беда-аа…

    — Мужик-то ейный совсем с ума рухнул!

    — Да Клавка-то тоже хороша, шалашовка такая, ох, нельзя о покойниках плохое говорить!

    — Это которые Пашкины?! Родители?! – похолодела я.

    Бабульки загомонили еще бойчее:

    — Петька-то домой пришел, пьяный вусмерть! А Клавка хахаля своего вытурить не успела.

    — Топором он ее, господи-иии…

    — И хахаля ейного убить хотел, убивец! Да тот нож схватил, и Петьку самого ткнул. Скорая приехала – он уж померши!

    — А с Пашкой-то что?! С сыном их? – перебила я.

    — Да увезли Пашку. В детский дом его теперь, бедняжку. Родственников-то у них нету никаких. Ох ты ж, прости Господи…

    Вечером, после ужина, я подсела на краешек кресла, на котором сидел Кирилл.

    — Кир… Я хочу поговорить с тобой. Про Пашку.

    Кирилл накрыл своей большой ладонью мою руку:

    — Не надо ничего говорить. Я думаю о том же, о чем и ты…

    ***

    Я не буду рассказывать о том, как мы это сделали. Это долгая и нудная история. Важно то, что мы это сделали. Мы штурмовали чиновничьи бастионы, мы ругались, мы просили, мы носили взятки, мы сталкивались с добрыми и отзывчивыми, и с бессердечными, надменными людьми. Но мы это сделали.

    31 декабря (специально мы не подгадывали, так получилось), я носилась по квартире, пытаясь одновременно вытереть пыль, развлечь Арсюшку, и приготовить очередное блюдо. Сын стоял у елки, пытаясь дотянуться до очередной игрушки, с целью навсегда прервать её существование в нашей реальности. Хорошо, Дед Мороз еще не успел выложить под ёлку подарки – а подарков в этом году у нас будет гораздо больше.

    — Арсений! – я погремела коробкой с «Лего» — пожалуй, единственное, что могло его отвлечь. –

    Идём ко мне.

    — Сын бросил свое занятие и радостно затопал ко мне. Я подхватила его на руки.

    — А ты знаешь ли, мой несусветный Колобок, что скоро придет твой брат? Пашка?

    — Блат? Паська?

    — Точно, — засмеялась я, и повалив сына на диван, пощекотала ему пятки. Сын радостно залился звонким смехом, и задрыгал ножками.

    В дверь позвонили.

    — А вот и папа с Пашей, — мы с Арсюхой наперегонки побежали открывать.

    В открытую дверь вкатились два снежных кома – большой и маленький.

    — Эй! А снаружи не отряхнуться было? – в шутку возмутилась я.

    — А здесь интересней! – заявил Кирилл, и я получила освежающую порцию снега.

    — А-ай! Ки-ир!

    — Настюш, ты как размеры выбирала? – муж, смеясь, показал на смущенно улыбающегося Пашку.

    – Я всю дорогу хохотал!

    И впрямь, пуховик я купила, кажется, на четыре размера больше.

    — Да ну вас! Другой купим! Ну-ка, давайте, раздевайтесь, и двигайте в гостиную, я уже все накрыла.

    — А пироги с медвежатиной сделала, как я просил?

    — Пироги с медвежатиной какой-нибудь другой жене изволь заказывать. Вот она из тебя их и сделает!

    Все рассмеялись. Даже Арсюшка вторил.

    Я присела перед Пашкой, притянула его к себе, и обняла. Маленькие ручки обвили мою шею, и мальчишка уткнулся мне в плечо. Я погладила его по голове, и прижала к себе еще крепче. Он не видел, как по моей щеке медленно проползла слеза. Слеза облегчения, радости, и новых надежд.

    — Теперь это твой дом, Паш…

    — Так! Ну хватит тут уже обниматься! – загудел сзади муж, и, негодяй такой, бабахнул хлопушкой.

    — Ай! – подскочила я. – Ки-иир!!!

    — Ха-ха-ха! Идем уже есть твои кулинарные шедевры!

    — А я на тебя не рассчитывала!

    — Ничего, я у Арсения выменяю его порцию на бутылку шампанского.

    — Я тебе выменяю!

    Этот новый год мы встретим пополненной семьей. И много-много других новых годов.

    Возвращайся в детство, Пашка.

    Вставай за нашими спинами, сын.

    Мы прикроем.
     
    Konstantin, Alenka, IRINA_L и 2 другим нравится это.
  3. kv

    kv ADMIN Команда форума

    Прочитал и сам переживаю - что много чего говорил своим детям не так как хотелось и тем более ни так как надо..

    Поздравляю! Вы только что сломали своего ребёнка!

    Папы, пожалуйста, прекратите ломать своих детей…
    Я чувствую, что должен написать эту статью, после того, чему я стал свидетелем в супермаркете вчера. Простите мне ещё одну статью, написанную в отчаянии и злости. Пожалуйста, прочитайте её до самого конца. Да, она большая, но то, о чём в ней говорится, должно быть высказано. Это должно быть услышано. Этим необходимо поделиться.

    Пока мы с Давидом стояли в очереди, чтобы сделать возврат, я наблюдал такую картину: маленький мальчик (на вид ему нельзя было дать больше шести) посмотрел снизу вверх на своего отца и очень боязливо спросил, можно ли будет потом купить мороженое. Отец свирепо зыркнул на него сверху вниз и прорычал сквозь стиснутые зубы:


    «Отстань от меня и уймись».

    Мальчик тут же съёжился, вжался в стену и какое-то время стоял там неподвижно, обиженный.

    Очередь медленно продвигалась. В конце концов, мальчик, шаркая ножками, снова подошёл к своему отцу, мурлыкая себе под нос какую-то детскую мелодию, казалось, позабыв ту злость, которую только что продемонстрировал его отец. Отец снова повернулся к нему и сделал мальчугану выговор за то, что тот вёл себя слишком шумно. Мальчик снова отпрянул, вжался в стену, поник.

    Меня просто трясло от возмущения и замешательства. Как мог этот мужчина не видеть того, что видел я? Как мог он не замечать столь прекрасный дух, существующий в его тени? Как мог он так резко вырывать с корнем всё счастье из своего собственного сына? Как мог он не дорожить тем единственным временем, когда он был для мальчика всем? Самым важным человеком в его жизни?

    Мы уже были третьими в очереди, когда мальчик начал снова двигаться по направлению к своему папе. Этот самый папа тут же вышел из очереди, схватил мальчика за плечи, сжимая пальцы на его ключицах, пока тот не задрожал от боли, и стал грозить ему:



    «Если ты издашь ещё хоть один звук или отойдёшь от этой стены, то дома тебе попадёт!».

    Мальчик снова вжался в стену. На этот раз он не пошевелился. Не издал ни одного звука. Его миленькое личико смотрело в пол, в одну точку, ничего не выражая. Он был сломан. И этого хотел его отец. Сломать его было проще, чем с ним возиться.

    И мы ещё удивляемся, почему так много детей вырастает закомплексованными.

    Наверное, я тупой. Люди видят наши отношения с Давидом и частенько возносят меня на какой-то пьедестал или поют мне дифирамбы за то, что я люблю его больше, чем другие отцы любят своих детей.

    Чёрт побери. Я не понимаю этого, и я никогда этого не пойму. Любить своего сына, созидать его, обнимать его, играть с ним, быть с ним рядом… это могут делать не только супер-папы! Это должен делать каждый отец. Всегда. Непременно. Во мне нет ничего особенного. Я папа, который любит своего сына и в буквальном смысле готов на всё, ради его благополучия, безопасности и здоровья. Я скорее получу по морде или пробью себе ногу отбойным молотком, чем унижу своего сына или заставлю его чувствовать себя неловко.

    [вздыхает] я далеко не идеальный папа. И таким буду всегда. Но, чёрт побери, я хороший папа, и мой сын всегда будет чувствовать себя достойно, независимо от того, с чем ему придется столкнуться в этой жизни. Почему? Потому что об этом позабочусь я. Потому что в моих руках определённая власть, я играю определённую роль в жизни ребёнка и в том, насколько он верит в себя. Я понимаю, что он впитывает всё, что я делаю и говорю, хорошо этот или плохо. Чего я не понимаю, так это как могут некоторые папы этого не понимать…
    Папы. Озаряются ли ваши лица, когда вы впервые видите своего ребёнка утром или когда возвращаетесь домой с работы? Понимаете ли вы, что чувство собственного достоинства ребёнка целиком и полностью, так или иначе, связано с тем, что они читают в этом вашем первом взгляде?

    Папы. Осознаёте ли вы, что ребенок такой, каким вы его называете? Что люди почти всегда становятся такими, какие ярлыки на них были навешены? Действительно ли то, что только что сделал ваш ребенок, «тупейшее из всего, что вам приходилось видеть»? Действительно ли это было «самым нелепым из того, что только можно было сделать»? Вы действительно верите, что ваш ребёнок идиот? Ведь ваш ребёнок теперь в это верит. Подумайте об этом. Он верит в это, потому что вы это сказали. Браво!

    Папы. Неужели вы искренне считаете, что кто-то поверит в то, что вы не можете уделить 20 минут своего времени, оторваться от компьютера или выключить телевизор, и поиграть со своим ребёнком? Это нужно делать каждый божий день. Неужели вы не понимаете, что грани доверия ваших детей будут полностью зависеть от того, играет ли с ними их папа или нет, и от того, какое внимание он уделяет им, во время игры. Знаете ли вы, какой урон наносите своим детям, если не играете с ними каждый день?

    Папы. Неужели вы думаете, что кто-то купится на это глупое представление о том, что злость иногда или даже часто необходима? Неужели вы не понимаете, что злость это почти всегда эмоция, характеризующая людей, которые хотят контролировать других, в то время как не могут контролировать самих себя? Неужели вы не знаете, что существуют невероятно полезные книги и курсы, которые могут научить вас более эффективным методам? Что ещё более важно, неужели вы не видите, с какой скоростью ваш ребёнок разбивается на части или становится совершенно неуправляемым, когда тон задается злостью? Неужели вы настолько невосприимчивы к свету, источаемому духом вашего ребёнка, что не чувствуете себя совершенно раздавленными, когда он вздрагивает или съёживается в вашем присутствии? Неужели вы действительно хотите, чтобы ваш ребёнок испытывал такие чувства? Чтобы ваш ребёнок вас боялся?

    Папы. Неужели вы не осознаёте, что вашему ребенку необходимо чувствовать ваши прикосновения? Неужели вы не осознаёте ту невероятную и мощную связь, которую даст вам близость с дочерью? Неужели вы не понимаете, как формируются перманентные ментальные связи, когда вы поглаживаете своего сына или дочь по голой спине или животику, пока читаете им сказки на ночь? И если какой-нибудь идиот говорит, что это каким-то образом неподобающе, то пусть этот человек готовится получить по зубам сначала от меня, а потом от каждого другого хорошего папы. Прикасаться к ребёнку это ваш долг как отца.

    Папы. Очнитесь! Драгоценные души, которые вверены вашей заботе, уникальны и очень чувствительны. Всё, что вы скажете или чего не скажете, будет влиять на их способности, успехи и счастье на протяжении всей их жизни.

    Неужели вы не осознаёте, что ваши дети будут совершать ошибки, множество ошибок? Неужели вы не осознаёте, какой ущерб наносите, когда тыкаете своего сына носом в его неудачи или заставляете свою дочь почувствовать себя никчёмной, когда она ушиблась или что-то пролила? Неужели вы не имеете ни малейшего понятия о том, как просто заставить ребёнка почувствовать себя униженным? Также просто, как произнести слова, вроде

    «Ну, и зачем ты это сделал?!» или «Ну, сколько раз тебе повторять …»

    Позвольте задать вам вопрос.

    Приходилось ли вам когда-нибудь заглянуть в опухшие от слёз глаза родителя, чей ребёнок только что умер?

    Мне приходилось.

    Приходилось ли вам когда-нибудь самому плакать на похоронах ребенка?

    Мне приходилось.

    Приходилось ли вам когда-нибудь проводить рукой по деревянному гробику, в котором лежал ребёнок? Стоять над вечной могилой, из которой никогда больше не послышится звонкий смех?

    Мне приходилось.

    Если вам всё ещё нужен какой-то стимул, чтобы стать лучшим родителем на земле, испытайте это один лишь раз. Но я молюсь о том, чтобы вам никогда в жизни не пришлось этого испытать.

    Папы. Пора говорить нашим детям, что мы их любим. Постоянно. Пора показывать нашим детям, что мы их любим. Постоянно. Пора радоваться каждому из десятков тысяч вопросов, которые они задают каждый день, и их неумением делать что-то так быстро, как нам того хотелось бы. Пора умиляться их каламбурами и маленьким раздражающим ошибкам. Пора наслаждаться выражениями их лиц и тем, как они коверкают слова. Пора радоваться всему тому, чем являются наши дети…

    Пора встать и задаться вопросом, что мы можем сделать, чтобы стать лучшими папами. Пора расставить приоритеты. Пора прийти домой и по-настоящему стать отцами.

    Папы. Пора показать нашим сыновьям, как нужно относиться к женщине. Пора показать нашим дочерям, какого отношения они заслуживают. Пора научить их прощению, состраданию и участию. Пора нарушить социальные нормы и научить их вести более здоровый образ жизни! Пора рассказать им о правильном распределении гендерных ролей и отбросить ненужное.

    Неужели действительно имеет какое-то значение, что вашему сыну нравится розовый цвет? Это кому-то навредит? Неужели вы не видите, какой вред наносите, говоря мальчику, что с ним что-то не так, раз ему нравится какой-то определённый цвет? Неужели мы не видим, какой наносим ущерб, навешивая на наших девочек ярлык «пацанка» или на мальчиков – «женоподобный», просто потому, что у них есть определённые предпочтения и мнения о каких-то вещах? Вещах, которые на самом деле ничего не определяют?

    Папы. Говорите мягко со своими сыновьями. Говорите спокойно со своими дочерьми. Кем вы хотите, чтобы стал ваш ребёнок? Вы хотите, что он был таким ребёнком, который в школе сидит один, у которого совсем нет друзей или самоуважения? Или вы хотите, чтобы ваш ребёнок то и дело оказывался в кабинете завуча и считал, что заслуживает этого? Неужели мы не видим, что можем сделать наших детей такими? Неужели мы не видим, что в наших руках научить своих детей техникам выживания в обществе?

    Папы. Неужели мы не видим, что происходит, когда мы говорим об одних своих убеждениях, а наши дети в том, как мы живём, видят совсем другие? Неужели мы не понимаем, как мало мы поощряем своих детей по-настоящему решать, во что они верят, заявлять о своих убеждениях и жить согласно этим убеждениям? Будь то религия, политика, спорт или общественные нормы. Не нам говорить нашим детям, что они должны думать. Не нам учить их думать правильно. И если уж мы это делаем, то не должны бояться того, какие решения они для себя примут, и как стойко будут их придерживаться. Человек будет следовать своим собственным убеждениям до самой своей смерти, но чужим убеждениям он будет следовать лишь до тех пор, пока не вляпается в навозную кучу.

    Чёрт побери, Папы. Каждый ребёнок наделён врождённым правом попросить мороженое, не будучи при этом униженным и сломленным. Каждый ребёнок наделён врождённым правом сделать это и не стоять зажатым в углу из-за того, что человек, который должен быть его героем, на самом деле ничтожество. Каждый ребенок наделён врождённым правом быть счастливым, хихикать, смеяться, играть.

    Почему вы не позволяете им этого?

    Каждый ребёнок на земле вправе иметь такого папу, который думает, прежде чем говорить; папу, который понимает, какой властью формирования всей жизни другого человеческого существа он наделён; папу, который любит своего ребёнка больше, чем какие-то телевизионные передачи или спортивные матчи; папу, который любит своего ребёнка больше, чем всё своё барахло; папу, который любит своего ребёнка больше, чем своё время. Каждый ребёнок заслуживает папу-супергероя.

    Может быть, вся правда в том, что многие папы не заслуживают своих детей.

    Может быть, вся правда в том, что многие папы и не папы вовсе.

    Я прошу прощения за всю горячность этой статьи. Думаю, какая-то часть меня чувствует мою трусость за то, что я ничего не сказал тому мужчине, который стоял передо мной в очереди в супермаркете. Пусть эта статья будет моим наказанием. Возможно, какая-то часть меня чувствует, что даже если всего один человек прочитает эту статью и решит стать лучшим папой, это будет стоить каждой секунды, которую я потратил, печатая материал. Если жизнь хотя бы одного ребёнка станет лучше, если мои слова подвигли его отца предпринять какие-то шаги, то это стоило каждого грамма мольбы о распространении этой статьи, в чём я неизбежно буду виновен.

    Папы. Дети это дары. Они даны нам не для того, чтобы их ломать. Они даны нам для того, чтобы созидать. Так что поднимитесь вместе со мной и покажите всему миру, что вокруг много хороших отцов.
     
    Konstantin, Alenka, IRINA_L и 3 другим нравится это.

Поделиться этой страницей