"He мысля гордый свет забавить, Вниманье дружбы возлюбя, Хотел бы я тебе представить Залог достойнее тебя, Достойнее души прекрасной, Святой исполненной мечты, Поэзии живой и ясной, Высоких дум и простоты; Но так и быть – рукой пристрастной Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессонниц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет..."
Cтихотворение Агнии Барто про плачущую Таню — истинный хит детской поэзии, в четырех строчках которого есть и боль утраты, и человеческое сочувствие, и начальные познания в физике и мироустройстве. Ecли бы известный детский стишок написали другие поэты, он бы не утратил своей гениальности. Просто драматическая история с утешением в финале звучала бы по-другому. Маяковский В этом мире Ничтo Не вечно, Вот и теперь Матерись или плачь: Прямо с берега Сверзился в речку Девочки Тани Мяч. Слезы хлещут Из глаз у Тани. Не реви! Не будь Плаксивою девой! Пойдем за водой - И мячик достанем. Левой! Левой! Левой! Блок Безутешно рыдает Татьяна, И слеза, словно кровь, горяча; Ей припала сердечная рана От упавшего в речку мяча. То прерывно вздыхает, то стонет, Вспоминая былую игру. Не печалься. Твой мяч не потонет - Мы достанем его ввечеру. Крылов Девица некая по имени Татьяна, Умом изрядная и телом без изъяна, В деревне дни влача, Не мыслила себе досуга без мяча. То ножкою поддаст, то ручкою толкнет, И, заигравшись с ним, не слышит и вполуха. Господь не уберег, случилася проруха - Игривый мяч упал в пучину вод. Рыдает, слезы льет несчастная Татьяна; А водовоз Кузьма — тот, что всегда вполпьяна, - Картуз совлек И тако рек: «Да полно, барышня! Сия беда — не горе. Вот Сивку запрягу, и за водою вскоре Помчуся вскачь. Багор-то мой остер, ведро мое просторно - Из речки я умело и проворно Добуду мяч». Мораль: не так просты простые водовозы. Кто знает толк в воде, тот утешает слезы. Есенин Хороша была Танюша, краше не было в селе, Красной рюшкою по белу сарафан на подоле. У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру, И ногой пинает мячик — любит странную игру. Вышел парень, поклонился кучерявой головой: «Разреши, душа-Татьяна, тоже пнуть его ногой?» Побледнела, словно саван, схолодела, как роса. Душегубкою-змеею развилась ее коса. «Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу, Я его ногою пнула, а теперь не нахожу». «Не грусти, моя Танюша, видно, мяч пошёл ко дну, если ты меня полюбишь, я тотчас за ним нырну». Лермонтов Белеет мячик одинокий В тумане речки голубой - Сбежал от Тани недалёкой, Оставил берег свой родной... Играют волны — ветер свищет, А Таня плачет и кричит, Она свой мяч упрямо ищет, За ним по берегу бежит. Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой! Пушкин Татьяна, милая Татьяна! С тобой теперь я слезы лью: Река глубOка и туманна, Игрушку чудную свою С моста случайно уронила... О, как ты этот мяч любила! Ты горько плачешь и зовёшь... Не плачь! Ты мячик свой найдёшь, Он в бурной речке не утонет, Ведь мяч — не камень, не бревно, Не погрузИтся он на дно, Его поток бурлящий гонит, Течёт по лугу, через лес К плотине близлежащей ГЭС. Гораций Громко рыдает Татьяна, горе её безутешно; Вниз с розопламенных щек слёзы струятся рекой; Девичьим играм в саду беззаботно она предавалась - Мяч озорной удержать в тонких перстах не смогла; Выпрыгнул резвый скакун, по склону вниз устремился, С края утеса скользнув, упал в бурнопенный поток. Милая дева, не плачь, утрата твоя исцелима; Есть повеленье рабам — свежей воды привезти; Стойки, отважны они, ко всякой работе привычны - Смело пустятся вплавь, и мячик вернется к тебе. Горький Над седой равниной моря Громко стонет наша Таня. Брошен Танею в пучину Гордо реет Танин мячик, Круглой молнии подобный. «Тише, Таня, не печалься, — — говорит ей мудрый пингвин, Поудобнее запрятав Тело жирное в утесах, — Мяч — фигня, оно не тонет, Даже если б захотело. Слушай лучше: грянет буря — Вот тогда и будешь плакать». По мотивам финского эпоса «Калевала» Наша Таньен, златокудра В кудрях, с золотым отливом, От рыданий сотрясаясь И от горя почерневши Над мячом, упавшим в реку, Слёзы льёт. Над ней кукушка, Леса ласковая пташка, Песнь поет для Таньен громко, Заливается прилежно. Так кукует эта птичка: Тише Таньен, тише будь ты. Мяч в потоке не утонет, Он на дно не погрузится, И река его не примет, Мяч резиновый, а значит Он судьбой своею связан С каучуком, что из джунглей Славный род ведет извечно. Японский вариант Потеряла лицо Таня-тян. Плачет о мяче, укатившемся в пруд. Возьми себя в руки, дочь самурая.
Петр Синявский Штранная иштория Встретил жук в одном лесу Симпатичную осу. — Ах, какая модница! Пожвольте пожнакомиться. — Увазаемый прохозый, Ну на сто это похозэ! Вы не представляете, Как вы сепелявете! И красавица оса Улетела в небеса. — Штранная гражданка, Наверно, иноштранка. Жук с досады кренделями По поляне носится. — Это ж надо было так Опроштоволоситься. Как бы вновь не оказаться В положении таком — Нужно шрочно жаниматься Иноштранным яжыком.
Я вижу только то, что в голове. Давно не вижу ничего снаружи. Я спрятался в саду, в густой траве. Но под землёй мне стало только хуже. Я над собой стою, как часовой, И слышу только постоянный вой. И не было сначала ничего. А после — раз — и всё опять приснилось. И пустота, и сердца маета, И время проявилось, как мечта, Но только ничего не изменилось — Я вижу то же, что и не во сне. И грустно мне. И быль, и даль, И небо, и печаль, Вот птица, и клюёт она нептицу, Вот женщина летит, и мир кружится, А я сижу внутри, среди ресниц, И вижу очень много разных странных лиц. Злой человек — он что-то должен мне. И с ним другой, с узорами на коже. Ещё какой-то странный человек — Я вижу ниже век и выше век, Но только вижу я одно и то же. Или — похоже. А сердце ноет: прячься, что-то будет! Зачем тебе вся эта суета? Зачем ты там, где ходят эти люди? Где пустота? Не сбережёшь ты голову свою! А я стою и песенки пою. Ведь — кто украл — того и голова. И этот зуд, и рот забит газетой... И страшный голос, слышимый едва: Ты плохо жил. Ты заслужил всё это! Я вижу свет, которым я живу, И мятую осеннюю листву. О, где же, где же, где же, где же ты, Мечта моя, мечта моей мечты?.. Всё зло моё хранится в голове. По-крайней мере, там оно лежало. А светлых мыслей, может, только две... Я бросил всё. Но лучше мне не стало. И где-то далека Болит рука. И чешется сосок. И тело занемело. И этот страшный голос: всё за дело! Весь мир — слова. И я — одни слова. Я напишу письмо твоим губам. Я нашепчу слова твоим словам. Я стану нем и тих, как будто палка, Поверь мне — мне себя совсем не жалко. Их нас двоих мне жалко только вас. И этот день, в котором вы живёте. Но день пройдёт, и скоро вы умрёте. И свет для вас уже почти погас. В душе моей и пусто, и тепло, Всё разделилось на добро и зло. Гори, гори, Лети, лети, Найдёшь топор И не свисти!.. Как много закорючек и людей! Мы движемся! И там, и здесь, и где-то... Пойми, ты только в голове моей. А голова моя — на дне пакета. Её неведомо куда уносят с рынка, Под свист трубы, под скрип — и странный факт: Какая-то нелепая картинка. Под мерное раскачиванье, в такт, Мы удаляемся. И время как-то сжалось. И ничего уж больше не осталось. Ни слов, ни снов, ни сладостных забав. Лишь терпкий запах незнакомых трав. Дмитрий Озерский, 2023
стихи Д. Хармса "Дворник с чёрными усами." Вода в реке журчит прохладно, и тень от гор ложится в поле, и в небе гаснет свет, и птицы уже летают в сновиденьях... А дворник с черными усами всю ночь стоит под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок - топот ног... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок... Проходит день, потом - неделя, потом года проходят мимо, - и люди стройными рядами в своих могилах исчезают... А дворник с черными усами года стоит под воротами и чешет грязными руками под грязной шапкой свой затылок. А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок - топот ног... Крик веселый - топот ног... Звон бутылок... Луна и Солнце побледнели, созвездья форму изменили, движенье сделалось тягучим, и время стало, как песок... А в окнах слышен крик веселый и топот ног, и звон бутылок, и топот ног, и звон бутылок... А дворник с черными усами опять стоит под воротами и чешет грязными руками, и чешет грязными руками...
Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных, Я предаюсь моим мечтам. Я говорю: промчатся годы, И сколько здесь ни видно нас, Мы все сойдём под вечны своды — И чей-нибудь уж близок час. Гляжу ль на дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживёт мой век забвенный, Как пережил он век отцов. Младенца ль милого ласкаю, Уже я думаю: прости! Тебе я место уступаю: Мне время тлеть, тебе цвести. День каждый, каждую годину Привык я думой провождать, Грядущей смерти годовщину Меж их стараясь угадать. И где мне смерть пошлёт судьбина? В бою ли, в странствии, в волнах? Или соседняя долина Мой примет охладелый прах? И хоть бесчувственному телу Равно повсюду истлевать, Но ближе к милому пределу Мне всё б хотелось почивать. И пусть у гробового входа Младая будет жизнь играть, И равнодушная природа Красою вечною сиять. А.С. Пушкин
