Юнг и другие говорят...

Доверчивость является одним из наших злейших врагов, но именно к этому средству всегда прибегает невротик, когда хочет заглушить звучащий внутри него самого голос сомнения или убедить себя, что этого голоса нет вовсе.
Люди думают, что достаточно всего-лишь сказать человеку, что он "должен" сделать что-либо, чтобы наставить его на путь истинный.
Но вот в чем вопрос: сможет ли или захочет ли он это делать? Психологу следует понять, что разговорами, убеждением, увещеванием и добрыми советами ничего достигнуть нельзя.
Он должен ознакомиться со всеми деталями и по-настоящему узнать психический "инвентарь" своего пациента.
Следовательно, он должен установить связь с индивидуальностью больного и наощупь пробраться во все закоулки его разума, на что совершенно неспособны ни учитель, ни даже directeur de conscience (Духовный наставник, нравственный руководитель (фр.)
Его научная объективность, которая ничего не оставляет без внимания, дает ему возможность посмотреть на своего пациента не только как на человеческое существо, но и как на антропоида, который, подобно животному, связан со своим телом.
Его подготовка выводит его интересы за пределы осознающей личности в мир бессознательного инстинкта, в котором господствуют половое влечение и жажда власти (или самоутверждения), соответствующие сформулированным святым Августином двум нравственным концепциям-близнецам: concupiscentia (Вожделение (лат.) и superbia (Высокомерие, гордость (лат.)
Столкновение между этими двумя фундаментальными инстинктами (сохранение вида и самосохранение) является источником многочисленных конфликтов.
Следовательно, эти инстинкты являются главным объектом нравственной оценки, цель которой заключается в том, чтобы максимально предотвратить столкновение между ними.
Карл Густав Юнг "Нераскрытая самость"

 

Мы именуем бессознательное как Ничто, в то время как оно — действительность in potentia: Мысль, которую мы думаем, дело, которое нами осуществляется, даже судьба, о которой мы будем стенать завтра, уже сегодня имеются в бессознательном.
То самое неизвестное, что нам открыл аффект, всегда было тут и, вероятно, раньше или позже предстанет пред сознанием. Посему всегда необходимо считаться с наличностью еще неоткрытого на данный момент.
Этим могут быть, как говорится, неизвестные особенности характера.
Могут также появиться и грядущие возможности развития, вероятнее всего, в прорыве аффекта, который порой изменяет ситуацию коренным образом.
Бессознательное имеет лик Януса: с одной стороны, его содержания указывают назад в предсознательный, доисторический инстинктивный мир, с другой стороны, антиципируется потенциальное будущее, и именно по той причине, что факторы, определяющие судьбу, уже уготованы. Если бы у нас было полное знание о клише, присутствующем исходно и бессознательно в каждом индивиде, то мы сумели бы сделать далеко идущие предсказания о его судьбе.

Карл Густав Юнг
"Сознание, бессознательное и индивидуация"

 

Там, где царствует любовь, воля к власти отсутствует, и, где правит власть, там любви недостает. Одно есть Тень другого: человек, вставший на точку зрения Эроса, обнаружит свою компенсирующую противоположность в воле к власти, а для того, кто делает упор на власть, компенсацией будет Эрос. С точки зрения односторонней установки сознания Тень – вполне полноценный компонент личности, соответственно вытесненный путем сильного сопротивления. Но само вытесненное содержание должно быть осознано, чтобы возникло напряжение противоположностей, без которого невозможно дальнейшее движение. Сознательный разум располагается наверху, а Тень – внизу, и точно так же, как высокое стремится вниз, а горячее – к холодному, так и всякое сознание, возможно, ненамеренно ищет свою бессознательную противоположность, без которой оно осуждено на застой, деградацию и закоснение. Жизнь рождается только из вспышек противоположностей.
Карл Густав Юнг

 

"Темная сторона есть у каждого человека, и в ней таятся вещи, о которых мы ничего не знаем", - сказал в интервью Би-би-си в 1955 году основоположник аналитической психологии Карл Густав Юнг.
В интервью Юнг ответил на вопросы о природе человека, религии, совместной работе с Зигмундом Фрейдом, а также объяснил, почему убежден, что Третью мировую войну удастся предотвратить.
Би-би-си: Доктор Юнг, для начала скажите мне, что именно побудило вас начать заниматься психологией? Вы с детства этого хотели?
Юнг: Еще ребенком я осознал, что далеко не всегда понимаю людей. Какими-то они были для меня непостижимыми. Они что-то говорили или делали, а я не мог уловить причинно-следственные связи.
Я также обратил внимание на неадекватность человеческих эмоций: почему люди приходят в возбуждение от каких-то вещей, в которых нет ничего особенного? Почему они расстраиваются из-за пустяков, которые того не стоят?
Би-би-си: Это мне знакомо!
Юнг: Однажды мы с тетей пошли в зоологический музей. Я был в полном восторге от звериных чучел. Когда время вышло, мы пошли к выходу, а для этого надо было пройти через другие залы музея, в том числе через галерею античных статуй.
Ничего подобного я прежде не видел! Как же они были прекрасны! Это было откровением, но тетя одернула меня: "Скверный мальчишка! Немедленно закрой глаза!". Я не понял: "почему же? ведь они такие красивые". Пока мы шли, я все время оборачивался, не в силах оторвать взгляд от такой красоты. "Зачем она велела мне закрыть глаза?" - не мог понять я.
Позже я догадался, что она сказала это, потому что статуи были обнаженными, и тетя была не в силах это перенести. А я для нее был скверным мальчишкой, потому что обратил на это внимание.
Би-би-си: Скверный мальчишка, который таращился на обнаженные фигуры! Не могли бы вы рассказать нам о вашей совместной работе с Зигмундом Фрейдом? Это было бы очень полезно и интересно.
Юнг: Где-то в 1907 или 1906 году я написал книгу о психологии того, что тогда называлось деменцией, а теперь зовется шизофренией. Вот я и отправился в Вену, чтобы с ним ее обсудить. Наш первый разговор затянулся на 30 часов! Честно говоря, я соглашался далеко не со всеми его мыслями, но потом сказал, что вы, мол, понимаете больше меня.
Я работал с ним семь лет, и, боюсь, что в конце концов страшно его разочаровал. Потому что он надеялся, что я продолжу его работу.
Би-би-си: Давайте поговорим о религии и ее месте в жизни человека. Мне всегда казалось, что вы рассматриваете религию как важную целительную силу, которая полезна только для душевно измученных и покалеченных людей.
Если я не ошибаюсь, вы как-то назвали церковь "терапевтической лечебницей человечества". Не кажется ли вам, что беда нашего времени заключается в том, что религия больше не может играть эту роль? И если да, то почему?
Юнг: Никто не спорит с тем, что с религией у нас не все в порядке. Также не удивительно, что особенно в среде образованных людей религия больше не несет в себе целительной функции. Христианство говорит об утешении, спасении и излечении, о всем том, что возвращает целостность человеческой душе.
А теперь вернемся к образованным пациентам, которые практически не знакомы с основными положениями христианства. Эти люди даже Библии никогда не читали, они могут вообще не знать, что такое Библия и о чем она, они не понимают символизма церкви, они не имеют представления о Христе Искупителе, им не знакома сама идея искупления, что мы очищаемся от наших грехов.
Церкви больше не работают, потому что они больше не выполняют данные ими обещания. У меня немало растерянных пациентов, у которых просто нет никаких духовных ориентиров. С самого начала времен у разных племен и обществ были религии, которые не давали им развалиться. А теперь это утрачено.
Би-би-си: Не могли бы вы рассказать, что ваша работа открыла вам о природе божественного?
Юнг: Я не могу ничего сказать, главным образом, потому, что человеческая мысль не в состоянии понять ни природу божественного, ни доказать, существует ли Бог, или нет. Я могу сказать лишь то, что идея Бога - это узор, узор, который проходит через все времена, примитивный узор, который, однако, был всегда и всегда будет во всей своей яркости, значимости и важности.
Идея божественного никуда не ушла, она продолжает играть ту же роль, что и на протяжении тысячелетий, вне зависимости от того, знает ли кто-нибудь, как выглядит Бог, или нет. Человеческий разум слишком узок и ограничен. Он просто не в состоянии ни понять, ни описать такую трансцедентальную сущность, как Бог.
Однако мы можем осмыслить существование такого узора, о котором я сказал раньше. И этого вполне достаточно для практического применения религии. Потому что, когда мы сознательно принимаем идею божественного, нам открывается новый вид на природу вещей.
Крайне недальновидно задавать вопросы о том, как можно доказать существование Бога. Мы не можем доказать существование Бога, так же, как мы не можем доказать существование бессмертия, или вечности, или других подобных понятий. Это - интуитивно принятые концепции.
При этом нет никаких сомнений в том, что мы можем принять существование этого узора. Это - также интуитивно, как птица интуитивно знает, как построить гнездо. Однажды индейцы из племени Бильбо сказали мне: "Человек, оказавшийся один в горах, не сможет даже костер разжечь без помощи Того, кто его охраняет". На меня это произвело огромное впечатление.
Би-би-си: Давайте попробуем поставить это в современный контекст. Как вы понимаете природу человека? Есть ли у нас шанс избежать очередной мировой войны? И, главное, во что, с вашей точки зрения, могут вылиться создание атомной бомбы и последние открытия в области ядерной физики?
Юнг: Я далеко не уверен, что мы движемся к Третьей мировой войне. Да, она может случиться, но, возможно, ее удастся предотвратить.
С другой стороны, проблемы, которые раскололи мир, вполне реальны. И все то, что привело нас к этому расколу, может привести нас и к войне. Даже если войны и не будет, раскол остается.
Би-би-си: Что вы называете расколом? Внутренний раскол в людях?
Юнг: Раскол между Востоком и Западом. И это означает раскол в каждом из нас, потому что все мы - люди. Есть некоторая надежда, что люди осознают этот раскол внутри самих себя, и поймут, что нет нужды воспроизводить его в политике. Но это означает полную перемену наших духовных и внутренних представлений.
Би-би-си: Может быть она уже началась?
Юнг: Трудно сказать, началась ли она, или нет. Я, по крайней мере, делаю все, что в моих силах, чтобы она произошла. (смеется)
Би-би-си: Доктор Юнг, я бы хотела задать вам несколько конкретных вопросов, чтобы подчеркнуть вашу работу о принципиально новом подходе к тому, что значит быть человеком. Мы разговариваем, а из окна открывается вид на горы. Одна заснеженная сторона просто сверкает на солнце, а другая - всегда находится в тени. Вот я и думаю, можно ли сказать, что вы точно также рассматриваете и природу человека? Что это такое: темная сторона человечества?
Юнг: Вы выбрали очень уместное сравнение. Да, наше сознание сверкает. Там все полно света и, вроде бы, в полном порядке. Но есть и другая сторона, на которой все обстоит не так хорошо. И, разумеется, с нею надо что-то делать.
При этом никто особенно не любит в ней копаться. Тем не менее, иногда этого не избежать, особенно, если вы туда провалились.
Этот феномен можно проследить на гигантских масштабах, которыми оперирует история. Посмотрите, только, что произошло с немцами. Германская нация полностью переродилась, поддавшись темной стороне человеческой природы. Мы все знаем, в какие ужасы это вылилось! Да, это - темная сторона... она есть у каждого человека, и в ней таятся вещи, о которых мы ничего не знаем.
Би-би-си: Справедливо ли будет сказать, что вся ваша работа как раз и заключается в том, чтобы добиться целостности личности человека, достичь внутреннего единства? Чтобы каждый человек мог распознать свою темную сторону, о которой он, возможно, и не подозревает?
Юнг: От нее никуда не уйти. Как только я начинаю работать с каким-то человеком, его темная сторона всегда выползает на свет: то одно, то другое становится явным. И все эти вещи надо как-то увязать с человеческим сознанием. Это необходимо для того, чтобы конкретный человек перестал рассматривать себя, как некий идеал, которым он хотел бы быть, но осознал, кем он является в действительности. С этого и начинается работа с каждым человеком.
Би-би-си: Мне кажется, что вы считаете индвидуального человека единственным носителем жизни и существования. Следовательно, индивидуальность должна играть главенствующую роль в человеческом обществе. Почему же сейчас и наука, и социология, и философия склонны подменять качества индивидуума общественными ценностями?
Юнг: Что тут скажешь: это - одно из следствий современной науки, которая основывается на статистическом усреднении. А для статистического усреднения человек, как таковой, совершенно не важен. Это - абстракция, а не конкретная личность.
Наше мировоззрение, тоже основанное на статистическом усреднении, является абстракцией, которая не имеет никакого отношения к тому, что происходит в реальном мире. В таком мировоззрении индивидуум есть не что иное, как случайный феномен. Но в действительности индивидуум - это единственная реальность.
Если вы раcсматриваете жизнь с позиций среднего арифметического, то у вас есть только некое представление о том, что такое "нормальный человек". Но на самом деле такой "нормальный человек" просто не существует, и в жизни нам приходится иметь дело с конкретными людьми. И конкретному человеку, а не бесчисленным массам, приходится иметь дело с последствиями принятых решений.
Развиваться и улучшаться должен каждый человек. В мире не существует лекарства, которое могло бы одним махом излечить тесятки тысяч.
Би-би-си: В конце нашего разговора не могли бы вы рассказать, над чем вы сейчас работаете?
Юнг: Это самый нескромный вопрос
Би-би-си: Я знаю. (смеется)
Юнг: Я вынужден признаться, что я сейчас ни над чем не работаю. Я просто наслаждаюсь старостью. И я доволен, что сейчас у меня нет никаких новых идей. Мои последние идеи были такими сложными, что, возможно, я достиг потолка.
Я не могу сказать, что я работаю над чем-то конкретным, но у меня есть некоторые мысли, которые я просто не смогу вам объяснить.
Би-би-си: Я подозреваю, что ваши идеи проходят период инкубации? Они должны созреть?
Юнг: Времени на созревание почти не осталось. Я уже не раз проходил через инкубационные периоды (смеется). И я не знаю, сколько мне еще отпущено времени на то, чтобы продолжать в том же духе.
Би-би-си: Тогда - последний вопрос. Оглядываясь на все эти долгие годы, которые вы посвятили исследованию человеческой души и природы, каким должен быть наш главный урок?
Юнг: Самый главный урок - это узнать как можно больше о предмете исследования - о человеке. Мы живем в страхе перед жуткими порождениями человеческой мысли: расщеплением урана и водородной бомбой. Но они не существуют сами по себе, ими манипулируют люди. И мы должны знать как можно больше и о человеке, и о том, как влиять на его психику.
Потому что главный вопрос таков: что именно человек будет делать с этими изобретениями? Все зависит от решений, которые принимают люди. Главная опасность таится в человеке, следовательно, я считаю, что мы должны серьезно изучить, что такое человек, и что значит быть человеком.
Как я сказал в самом начале, я только хочу понять: что делает человек, и почему он это делает. И я хочу понять его природу. И я надеюсь, что мы сможем найти способ как сделать так, чтобы человек не уничтожил сам себя с помощью этих жутких приспособлений, как, например, водородная бомба.
С Карлом Юнгом для программы к его 80-летию беседовала Ингарет ван дер Пост. Частично интервью вышло в эфир 20 июля 1955 года.
Источник: bbc.com

 

Все мы по ходу жизни попадаем в застойные места, которые не дают нам двигаться дальше.
Некоторые из них очевидны настолько, что в канун Нового года мы обещаем себе оставить их в прошедшем году и начать новую жизнь, правда, не всегда с успешным результатом.
Другие не столь заметны и раскрываются только в наших ежедневных рефлективных реакциях на повседневность.

В этих застойных местах, если внимательно их исследовать, прослеживается некая невидимая нить, которая тянется обратно к какому-то архаическому страху, всепоглощающему для ребенка и по-прежнему наделенному остаточной энергией, чтобы пугать и даже полностью «выключить» взрослого.

Проработать этот страх, каким бы он ни оказался, реальным или нереальным, – это теневая задача, которую психопатология повседневной жизни выводит на поверхность и ставит перед каждым из нас.

Пример этой архаической дилеммы можно увидеть во всеобщей одержимости диетами, на которые приходится большая часть наших решений начать новую жизнь. На первый взгляд, кажется, что нужно лишь поменьше есть, но мы постоянно соскальзываем к старым паттернам поведения, и наши килограммы возвращаются.
Откуда берется этот архаический страх, что еда – это тайный «подкуп»?
Подобный парализующий страх, если попытаться осознать его, приводит к вопросу: «Если я этого не съем, то что же тогда подкрепит меня?» И, не желая оставаться без эмоциональной подпитки, мы будем переносить наши психологические потребности на материальные, и наши килограммы как были, так и останутся на прежнем месте.

Джеймс Холлис

 

Как и каждый архетип, архетип матери имеет воистину невообразимое множество аспектов.
Упомяну только некоторые типичные формы: мать или бабушка конкретного человека, крестная мать или свекровь и теща, какая-либо женщина, с которой человек находится в некоторых отношениях, а также кормилица и нянька; это может быть родоначальница или представительница белой расы — в высшем, переносном смысле — богиня, особенно, мать бога, дева (как помолодевшая мать, например, Деметра и Кора), София (как мать-возлюбленная, что-то вроде типа Кибелы-Аттиса или как дочь-возлюбленная — как помолодевшая мать); цель страстного избавления (рай, Царство Божие, Небесный Иерусалим); в более широком смысле — церковь, университет, город, страна, небо, земля, лес, море и стоячая вода; материя, преисподняя, луна, в более узком смысле — как место рождения или происхождения — пашня, сады, утес, пещера, дерево, родник, глубокий источник, купель, цветок в качестве сосуда (роза или лотос); как заколдованный круг (мандала с Падмой) или как тип Comu Copia; в самом узком смысле — матка, всякая полая форма (например, гайка), йони, хлебная печь, чугунок; из животных — корова, заяц, и вообще помогающие животные.

Все эти символы могут иметь позитивный, благоприятный, или же некоторый негативный, nefas смысл. Амбивалентный аспект — у богинь судьбы (Парки, Граи, Норны), нечестивый — у ведьмы, дракона (у всякого заглатывающего или обвивающего животного, как например у огромной рыбы или змеи); сюда же следует отнести могилу, саркофаг, водную пучину, смерть, ночной кошмар и детский ужас (тип Эмпузы, Лилит и т. д.).

Карл Густав Юнг

 

Дело в том, что человек не должен идентифицировать себя с самим разумом, ибо человек не только разумен и никогда не будет иным.
На это следует обратить внимание всем школьным воспитателям от культуры.
Иррациональное не должно и не может быть искоренено.
Боги не могут и не должны умереть.
... в человеческой душе, по-видимому, всегда присутствует нечто подобное некоторой высшей власти, и если это не идея бога, то тогда это — чрево, говоря вслед за Павлом.
Этим я хотел выразить тот факт, что всегда какой-либо инстинкт или комплекс представлений концентрирует на себе максимальную сумму психической энергии, посредством чего он принуждает "Я" служить ему.
Обычно "Я" настолько притягивается этим энергетическим фокусом, что идентифицирует себя с ним и ему кажется, будто оно вообще ничего другого не желает и ни в чем другом не нуждается.
Так возникает мания, мономания, или одержимость, сильнейшая односторонность, грозящая тяжелейшим образом нарушить психическое равновесие.
Без сомнения, в способности к такой односторонности кроется тайна определенных успехов, почему цивилизация и стремится усердно культивировать подобные односторонности.
Страсть, т. е. концентрация энергии, заключающаяся в таких мономаниях, есть то, что древние называли неким "богом", и наше словоупотребление все еще поступает так же.
Разве мы не говорим: "Он делает бога из того или из этого"? Человек полагает, что он еще совершает волевые акты и выбирает и не замечает, что он уже одержим, что его интерес уже стал его господином, присвоившим себе власть.
Такие интересы становятся своего рода богами, которые, если они признаны многими, постепенно образуют "церковь" и собирают вокруг себя общину верующих.
Тогда это называется "организацией".
Последняя преследуется дезорганизующей реакцией, стремящейся вышибить клин клином.
Энантиодромия, угрожающая всегда, когда движение достигло несомненной власти, не представляет собой, однако, решения проблемы, а столь же слепа в своей дезорганизации, как и в своей организации.
От жестокого закона энантиодромии ускользает лишь тот, кто умеет отличать себя от бессознательного, не посредством, скажем, того, что он его вытесняет — ибо тогда оно просто овладевает им исподволь, — а посредством того, что он делает его видимым и ставит его перед собой как нечто отличающееся от него.
...Пациент должен научиться различать, что есть "Я" и что есть "не-Я", т. е. коллективная психика.
Тем самым он получает материал, с которым ему начиная с этого момента еще долго предстоит разбираться. Его энергия, которая раньше была заключена в негодных, патологических формах, нашла теперь свою, подобающую ей сферу.
Различение "Я" и "не-Я" включает в себя то, что человек в своей Я-функции стоит на твердых ногах, т. е. исполняет свой долг по отношению к жизни, так что он во всех аспектах есть жизнеспособный член человеческого общества.
Карл Густав Юнг "Личное и сверхличное, или коллективное бессознательное"

 

Невозможно понять архетип до тех пор, пока вы с ним не идентифицируетесь.
Если вы хотя бы немного прикоснулись к анимусу или аниме, наиболее общим архетипам из всех, вы стали ими.
Человек не сможет понять их до тех пор, пока не окажется полностью в их власти.
Ни одна женщина не осознает, что же такое анимус, пока не идентифицируется с ним, и ни одному мужчине не удастся понять, что такое анима, пока она полностью не завладеет его психикой. Рассуждая об этих вещах, я говорю: как если бы.
Как если бы каждый из этих архетипов был бы сильнее эго.
Они легко поймали бы вас, и вы стали бы одержимы, как будто они львы или медведи, другими словами, первобытные силы, которые совершенно точно сильнее вас.
Видите ли, наше предубеждение состоит в том, что мы считаем, что сидим на вершине горы, обладая сознанием и волей, и ничто не может добраться до нас; но потом мы оказываемся пойманными нашим бессознательным изнутри.
То, что находится ниже, люди называют «подсознательным», вместо того, чтобы называть это «бессознательным», что звучит гораздо лучше.
Подсознание — это подвал, нечто под вашими ногами, а вы — Святой Георгий, стоящий на драконе.
Но если вы сойдёте в этот мир, вы встретитесь с фигурой, которая гораздо сильнее, чем ваше эго.
Так что, Райдер Хаггард достаточно наивен, когда говорит о «той, которая должна повиноваться».
Но другим способом ничего не выйдет, повиноваться придётся вам. Ведь совершенно очевидно, что она является самой сильной частью...
Иногда мы можем победить дракона, из этого можно предположить, что он не всегда так могущественен, но существует огромное количество китов-драконов, которые атакуют и побеждают героя, доказывая, что дракон гораздо сильнее, пока герой не нападёт изнутри.
Карл Густав Юнг "Семинар по Заратустре"

 

Слово «миф», как практически и все остальные слова, происходит из метафоры.
Слова, которые мы сейчас употребляем, стали появляться когда-то, очень давно, в результате восприятия основной сущности и удивления, порожденного опытом восприятия, которые впоследствии превратились в воплощенные речевые образы.
А потому довольно интересно узнать, что этимологически слово «миф» происходит от метафоры «смотреть прищурившись».
Прищуренный взгляд предполагает, что человек видит лишь смутно, узко и фрагментарно, но в глубине души допускает, что нечто остается для него невидимым.
Прищуривание – так любимое художниками-визуалистами – также упрощает и помогает раскрыть сущность. Слово «близорукость» подразумевает прищуривание из-за недостаточной ясности зрения. Кроме того, есть слово «таинство», позволяющее нам подразумевать, что многое находится за границей нашего познания. «Никому ни слова» -оксюморон, подразумевающий таинство, то, о чем знают, но не говорят открыто.
Все наши образные представления (kenning – konnen, kanny сап) проникают лишь очень на малую глубину.
Поэтому миф поднимается из своей колыбели, покрытой пеленой таинства, и воспринимается нами через «тусклое стекло»: через намеки, почитание, трепет, разочарование и стремление к чему-то большему, намного большему.
Такая нуминозность (от метафоры «кивать», словно что-то склоняется перед нами, признает нас, призывает нас) является нашим истоком, нашим пристанищем вдали от дома и концом нашего странствия.

Джеймс Холлис

 

Когда мы рассматриваем Дух в архетипической форме, которая появляется в сказках и снах, перед нами предстает картина, которая странным образом отличается от сознательной идеи духа, расколотой на множество разных смыслов. Первоначально дух - это дух в человеческой или животной форме, daimonion (демон), который откуда-то приходит к человеку.
Но наш материал уже обнаруживает следы экспансии сознания, которое постепенно захватывает первоначально бессознательные области, чтобы трансформировать этих демонов, по крайней мере, частично, в волевые акты. Человек покоряет не только природу, но и дух, не осознавая, что он делает это.
Для ясного ума осознание факта, что то, что он ранее принимал за духов и демонов, является просто человеческим и в конечном счете его собственным духом, подобно исправлению ошибки.
Все сверхчеловеческое - и хорошее, и плохое - что в прежние времена приписывали демонам, свелось к "разумному" размеру, как если бы они были простым преувеличением, и все предстало в самом лучшем виде.
Но были ли единодушные убеждения прошлых поколений на самом деле простым преувеличением?
Если нет, тогда интеграция духа означает не более и не менее как его демонизацию, так как сверхчеловеческие духовные элементы, которые сначала были связаны с природой и проецировались в человеческую натуру, таким образом наделяются властью, простирающейся за границы личности ad infinitum ( в бесконечность) самым губительным образом.
Я спрошу у просвещенного рационалиста: может ли интеллект установить благотворный контроль над духом и материей?
Он гордо укажет на достижения физики и медицины, на освобождение ума от средневекового невежества и - если он хороший христианин - на наше освобождение от страха демонов.
Но мы спросим дальше: к чему ведут все культурные достижения?
Ужасный пример этого перед нашими глазами: человек не освободился от страха, над миром навис чудовищный кошмар.
Разум пасует перед ним, и все то, чего человек хочет избежать, нарастает как снежный ком. Механизмы обеспечивают его благосостояние, но, чтобы создать их, он открыл бездну, и что станет с ним теперь, - как он сможет остановиться? После второй мировой войны мы надеялись на разум, и мы продолжаем надеяться.
Но теперь мы очарованы возможностями атомной энергии и предсказываем Золотой век - надежная гарантия того, что злоупотребление этой энергией будет безгранично возрастать.
А кто или что провоцирует это? Это не кто иной, как безвредный (!), изобретательный, милый и разумный человеческий дух, который, к несчастью, совершенно не ведает о том демонизме, что до сих пор в нем содержится. И что еще хуже, этот дух делает все, чтобы
не увидеть себя со стороны, и все мы с радостью ему помогаем.
Сохраните нас, Небеса, от психологии - чтобы ее ущербность не привела к самопознанию! Лучше пусть будут войны, в которых мы будем обвинять кого-либо другого, и никто не увидит, что весь мир делает как раз то, чего он в страхе стремится избежать.

Мне кажется, что в прежние времена не преувеличивали, утверждая, что дух не лишился своего демонизма и что человечество благодаря научно-техническому прогрессу все в большей мере навлекает на себя опасность одержимости.
Правда, архетип Духа способен служить добру так же, как и злу, но это зависит от свободного, то есть сознательного признания того, что и добро можно превратить в нечто сатанинское.
Худший грех человека - бессознательность, но он прощается с величайшим милосердием даже теми, кто должен служить человечеству примером.
Когда мы перестанем относиться к человеку как к спасенному в прежней варварской манере и со всей серьезностью будем искать пути и средства избавить его от нечистой силы, уберечь его от одержимости и невежества и сделаем это наиважнейшей задачей цивилизации?
Разве мы не понимаем, что все внешние улучшения не затрагивают внутренней природы личности и что все зависит в конечном итоге от того, готов ли человек, который движет вперед науку и технику, к ответственности или нет?
Христианство указало нам путь, но, как свидетельствуют факты, оно копало недостаточно глубоко.
Какие глубины отчаяния необходимы, чтобы открыть глаза ответственным за мир лидерам, чтобы они, по крайней мере, не вводили во искушение сами себя?

Карл Густав Юнг

 

Совершенство — это предел стремлений мужчины, женщина же от природы склонна к постоянству.
Фактически еще и сегодня мужчина лучше и дольше выдерживает состояние относительного совершенства, которое, как правило, не подходит женщине и даже может быть для нее опасным.
Стремясь к совершенству, женщина упускает восполняющую его позицию — постоянство, само по себе, правда, несовершенное, но зато образующее столь необходимый противовес совершенству. Ибо если постоянство всегда несовершенно, то совершенство всегда непостоянно, а потому представляет собой некое безнадежно стерильное конечное состояние.
«Совершенство бесплодно», говорили древние учители, в то время как «Несовершенное», напротив, несет в себе зародыши будущего блага. Перфекционизм всегда упирается в тупик, и только постоянство испытывает нужду в поиске ценностей ....
Чем более, таким образом, женский идеал сгибается в направлении мужского, тем более женщина теряет возможность компенсировать мужское стремление к совершенству, и возникает по-мужски идеальное состояние, которое, как мы увидим, находится под угрозой энантиодромии.
Из состояния совершенства нет пути в будущее — разве только поворот назад, т. е. катастрофа идеала, которой можно было бы избежать благодаря женскому идеалу постоянства".

Карл Густав Юнг. Ответ Иову

 

Первая стадия трансформации личности в середине жизни связана с безвозвратной утратой и требует расставания с прошлым – прошлыми мечтами, мифами, идеалами, иллюзиями.
Их надо оплакать и похоронить. После этого наступает период «подвешенности», неуверенности: возникает множество вопросов, главным из которых является вопрос о своей прежней идеитичности и понимании самого себя.
Эту критическую стадию я называю лиминальностью. Важно отметить, что период лиминальности заканчивается нескоро.
Попытка преждевременно завершить этот период приводит к прекращению реализации творческого потенциала, заключенного в хаосе, ставит под угрозу его существование и переход к следующему жизненному этапу.
В этот период происходит формирование нового мира, а для этого необходимо время.
Рождается новая личность, и ей также требуется время для того, чтобы проявить свои особенности и обрести устойчивое положение в жизни.
В идеальном случае рядом со странником оказывается добрый спутник, который ведет его через туманные и мглистые болота, через реки и леса.
В глубинах бессознательного рождаются сильные и новые черты личности, которые будут иметь существенное значение для будущего.

Трансформация на каждой стадии развития призвана обеспечить максимально возможное для данного индивида раскрытие его личностного потенциала.
Индивидуальность необходимо отличать от индивидуализма, который чаще всего предполагает нарциссическое ощущение собственной значимости и отстраненность от ценностей общества и сотрудничества. Индивидуация, означающая непрерывное развитие на протяжении всей жизни, движется по спирали, начиная с зародышевого состояния, когда внутриутробный человечек обладает наибольшим потенциалом, к последующему полному и совершенному выражению своего личностного начала в рамках семьи и культуры, в которой он себя обрел.
На последующих стадиях личность приобретает более глубокие возможности для своего развития, выходящие за пределы семейного круга, когда личностный микрокосмос открывает для себя более общее в уже обретенном частном.
Если цель первой половины жизни состоит в развитии здорового, адекватно адаптированного к культурной и окружающей среде Эго, то цель второй половины жизни заключается в нахождении символического и экзистенциального смысла индивидуального сознания, выходящего за пределы Эго.
Трансформация в середине жизни является ключевым моментом в переходе от первой половины жизни ко второй.
Она отражает не только кризис Эго, но и возможность появления самостной личности, рождения нового личностного центра в сознании – Самости.
То, что укоренится в этот период в личностной истории, даст свои психологические плоды на протяжении всей последующей жизни индивида.
Мюррей Стайн

 

Самая близкая фигура к эго и тени — это анима или анимус. Юнг часто говорит о своего рода браке между анимусом и тенью — слишком мощный союз, чтобы ему могло противостоять слабое эго.

Во время одного семинара в 1932 году он очень подробно обсудил это явление, указав на то, что, для того, чтобы вообще иметь возможность наладить связь с собственным анимусом, женщине нужно владеть своей тенью — иными словами осознавать низшую часть своего существа.

Люди же, которые считают себя слишком безупречными и тем самым полностью отрицают свою тень, по словам Юнга буквально «одержимы дьяволом»:

«Их пожирает собственный анимус — и жиреет от этого. Эта отменная пища дает ему силы — он становится, настолько могуч, что может овладеть сознанием, полностью подчинив его своей власти.

Таким образом, анимус не следует связывать с тенью, такую связь надлежит разрывать, несмотря на тот факт, что к анимусу вы приходите через тень. И невозможно прийти к анимусу, пока вы не увидите свою тень — не увидите свои низшие стороны. Когда вы увидите свою тень, то сможете отстраниться от анимы или анимуса. Но до тех пор, пока вы ее не видите, у вас нет ни малейшего шанса».

Проще говоря, у вас нет ни малейшего шанса, пока анимус и тень находятся в браке, ибо тогда осознанное эго всегда терпит поражение в этой игре, оставаясь в меньшинстве — одно против двоих.

Барбара Ханна "Анимус"

 

Столкновение с темной половиной личности или "тенью" происходит с ее собственного согласия во время любого достаточно умеренного лечения.
Эта проблема так же важна, как проблема греха в церкви.
Открытый конфликт неизбежен и болезнен.
Меня часто спрашивали: "И что же вы делаете с этим?"
Я ничего не делаю, нет ничего, что я мог бы делать, кроме как ждать с глубокой верой в Бога до тех пор, пока не появится из конфликта решение, рожденное при терпении и выдержке, и предназначенное - хотя я и не мог предвидеть его -для данного конкретного человека- Не то, чтобы я был пассивен или бездействовал в это время: я помогаю пациенту понять все те вещи, которые вырабатывает бессознательное во время конфликта. Читатель может поверить мне, что это неординарные вещи.
Наоборот, они были самым значительным из того, что привлекало мое внимание.
И пациент не бездействует: он должен поступать правильным образом, и делать это изо всех сил, чтобы предотвратить давление зла, становящегося в нем слишком сильным.
Он нуждается в "оправдании работой", потому что "оправдание верой" может остаться пустым звуком, так же как и многие другие.
Вера может быть заменой - при отсутствии опыта.
В таких случаях, то, что нужно - это реальная работа.

Карл Густав Юнг "Психология и алхимия"

 

«…я пришла к заключению, что все волшебные сказки пытаются описать один и тот же психический феномен, который во всех своих разнообразных проявлениях настолько сложен и труден для нашего понимания, что его постижение возможно лишь в отдаленном будущем. Именно поэтому нам необходимы сотни сказок и тысячи их повторений с различными композиционными вариациями. Но даже тогда, когда этот феномен будет осознан, тема не будет до конца исчерпана. Юнг назвал его Самостью (Self). По его мнению, в Самости заключено все психическое содержание личности, а также, как ни парадоксально, она является регулирующим центром коллективного бессознательного. Любой индивид и любая нация имеют свои собственные способы осознания и взаимодействия с этой психической реальностью.
Обычно разные волшебные сказки дают усредненную картину различных этапов или стадий такого взаимодействия».

М.-Л. фон Франц «Психология сказки. Толкование волшебных сказок»

Волшебные сказки — чистейшее выражение коллективного бессознательного человеческой психики. Каждый народ на протяжении своей истории выработал свой собственный способ сказочного переживания психической реальности. Бесспорным авторитетом в области психологической интерпретации волшебных сказок является швейцарский психоаналитик Мария-Луиза фон Франц. Предлагаемое издание включает две весьма важные работы по анализу сказок.

 

Прилежное наблюдение за снами и синхроническими явлениями придает внутренней жизни дополнительное измерение, обогащая наше сознание. Мы намного лучше сможем познать себя и окружающий нас мир если сможем интерпретировать кроме логической еще и символическую информацию. Поскольку мышление и обработка впечатлений, которые дает нам сознание, происходят в одном полушарии мозга, а функции интуиции и перцепции символов в большинстве своем размещены в другом, то лишь когда мы учтем оба этих источника мы получим полный образ. Наше восприятие ситуации и решения о том как поступать, в значительной мере опираются как на чувства и интуицию так и на объективное знание.

Раз синхроничность так подобна снам, нет ничего удивительного в том что к ней можно применить те же самые правила — как например то, что опасно сильно концентрироваться на ней. Односторонняя концентрация на сновидениях и синхронических событиях означает отказ от логического мышления и рациональной верификации реальности. Если мы заблудимся в этом, мы погрязнем в магическом мышлении и начнем везде видеть знаки и предсказания, делая зависимыми от них любые свои действия.

Односторонность восприятия всегда ограничивает приходящую к нам информацию. Человек с подобным ограничением будет обходиться лишь линейным мышлением и перцепцией исключительно пяти органов чувств. Это ведет к переживанию с отсутствием эмоциональных значений, воображения и духовной плоскости. Эмоции, интуиция и чувства необходимы при восприятии музыки, искусства и символики. Синхроничность, также как и сны, приглашает нас участвовать в ощущениях на символическом уровне, где до нас доходят более глубокие значения, где мы все участвуем в коллективном бессознательном, где время и пространство становятся относительными, а мы сами в рамках нормальной жизни испытываем существование необыкновенной реальности.

Дж. Ш. Болен "Психология и Дао"

 

Дух зла – это страх, запретное желание, враг, который противодействует жизни в ее борьбе за вечную продолжительность и сопротивляется любому великому деянию, который вселяет в наше тело яд слабости и старости посредством коварного укуса змея.
Это -дух регрессии, который угрожает нам материнской тюрьмой вместе с растворением и угасанием в бессознательном.
Страх для героя -это вызов и задача, потому что освободить от страха может только смелость.
И если не отважиться на риск, то смысл жизни как-то нарушится, и все будущее становится приговоренным к безнадежному устареванию, к серому монотонному свету неуловимых блуждающих огней. Карл Юнг

В таком случае можно видеть, что задача героя – это сама жизнь, сопряженная с риском, жизнь как глагол, жизнь как протекающий процесс (life live-ing).
Но змей преследует ее в каждом саду, ежедневно, нашептывая нам то, что мы больше всего хотим услышать: что путь наш легкий, что все можно отложить на завтра, что за нас это сделает кто-то еще, что все это в какой-то мере иллюзия, что в конце концов ничего не получится.
Однако время от времени мы сходим со своего пути, чтобы дать возможность жизни осуществиться через нас.
Таким образом, задача героя – это не столько личные успехи, хотя и они тоже, сколько жизнь, посвященная богам.

Джеймс Холлис

 

«Анима, как функция отношения, далека от связанности. Кажется странным, что анима могла рассматриваться как помощь в человеческих отношениях. В каждой из ее классических форм она – не человек или получеловеческое создание, скорее ее воздействие уводит нас прочь от индивидуальной человеческой ситуации. Она создает настроения, искажения, иллюзии, которые устанавливают человеческую связанность только в тех случаях, когда личности разделяют одни и те же настроения и фантазии. Если мы хотим создать «отношение», то анима должна быть отброшена! Ничто не нарушает настоящее чувство между личностями более, чем анима. Даже когда она вступает в отношение в виде своих высших форм (Диотима, Афродита-Урания, Мария, София), ее королевская атмосфера подавляет и ее роль психопомпа затушёвывается ее психической помпезностью».

Дж.Хиллман «Анима»

…глубинной причиной данной книги было дать обоснование видению души в психологии, для того чтобы психология не отказывалась от самой себя в пользу архетипических перспектив Ребенка и развития либо Матери и материального каузализма. Видение души, данное анимой, это больше чем просто еще один угол зрения. Зов души убеждает; это соблазнение психологической религией, религией образов и мышления сердца, соблазнение одушевлением мира. Анима cвязывает и вовлекает. Она заставляет нас влюбляться. Мы не можем остаться бесстрастным наблюдателем, смотрящим сквозь оптическое стекло. В сущности она, вероятно, совсем не разделяет оптических метафор. Вместо этого она постоянно плетет, томит и увлекает сознание в страстные привязанности подальше от наблюдательной позиции перспективы.

 

В мифологии перья обычно отождествляются с тем, что похоже на птицу, ведь они принадлежат именно ей.
В соответствии с принципом pars pro toto (часть вместо целого), присущим магическому образу мышления, перо обозначает птицу, а птицы обычно олицетворяют собой психические сущности интуитивного и ментального характера. Например, душа человека покидает тело в виде птицы.
Во многих средневековых историях можно найти этому подтверждение.
А в некоторых деревнях Верхнего Уэльса в каждом доме до сих пор в спальне родителей есть маленькое окошко, которое называют «окно для души» (soul-window), которое открывают только тогда, когда кто-то умирает, чтобы его душа могла через него улететь. Идея заключается в том, что душа (порхающее существо), словно птица, покидает свою клетку.
В «Одиссее» Гермес собрал души врагов Улисса, которые, щебеча словно птицы (греч. thrizein), следовали за ним и хлопали крыльями, как у летучих мышей.
В подземном мире, куда отправился друг Гильгамеша Энкиду, умершие сидят там в одежде из птичьих перьев. Таким образом, птицы являются воплощением почти бестелесной сущности, а также отождествляются и с дыханием, так как обитают в воздухе, а следовательно, и с человеческой душой. Особенно у северных и южных американских индейцев это представление встречается особенно часто.
Они убеждены, что приклеивание на некоторый предмет перьев птицы делает его психически реальным.
В Северной Америке живет даже целое племя, в котором слово «перо» используется как суффикс для обозначения того, что существует только психологически, а не в объективной реальности.
Например, когда произносят «лиса-перо», «стрела-перо» или «дерево-перо», то добавление слова «перо» указывает на то, что ни лиса, ни стрела, ни дерево в физической (объективной) реальности не существуют, но присутствуют только в психической реальности. Когда североамериканские индейцы или эскимосы отправляли приглашение для другого племени на религиозный праздник, то в руках посланников всегда были палки с перьями, что делало их неприкосновенными.
Их нельзя было убивать, так как они несли духовное послание.
Прикрепляя к себе перья, первобытные люди хотели этим подчеркнуть, что являются существами, обладающими психикой и имеющими связь с духом.
Перо очень легкое, поэтому его подхватывает даже небольшое дуновение ветра.
Другими словами, оно очень чувствительно к так называемым душевным порывам, которые трудно увидеть и почувствовать.
В большинстве религий, а также в мифологии, духовную силу обычно олицетворяет ветер (именно поэтому мы используем само слово «вдохновение»).
В день Святой Троицы Святой Дух наполняет дом подобно ветру; приход души и появление приведений почти всегда сопровождается легкими дуновениями или порывами ветра.
Слово spiritus (душа, дух) связано со словом spirare (дышать, дуть). В Книге Бытия Дух Бога (Ruach Jahweh) предается размышлениям над гладью воды.
Поэтому можно сказать, что такой неощутимый ветер, чье направление можно обнаружить, только подбросив в воздух перо, является едва заметной, почти непостижимой психический тенденцией – целеполагающей в психологическом потоке жизни.
Мари-Луиза фон Франц